– У меня к вам срочное и важное дело. Выходите к воротам своего дома. Я сейчас подъеду.

Возле ворот Серебряков стоял вместе с шикарно одетым человеком маленького роста.

– Познакомьтесь. Это – Дейч Ричмонд.

Дейч Ричмонд протянул руку. А у меня всё внутри сжалось, и стало почти дурно. Знакомство с иностранцем в 1938 году? Когда переписка с рижскими родственниками квалифицировалась как «связь с заграницей»?

– Тамара Владиславовна, я хорошо знаю, как вы бьётесь, как трудно вам живётся. Дейча надо обучить русскому языку. Он хорошо заплатит, а деньги вам пригодятся. Договорились?

Дейч улыбался, будто только догадываясь, о чём идёт речь. Я чувствовала, что разыгрывается инсценировка и содержание её нечисто. Но опять же: кем разыгрывается? Я поблагодарила и отказалась, сказав, что не сумею и не возьмусь. Маме я не всё рассказывала про Серебрякова. О паспорте, например, ни словом не обмолвилась. История с Дейчем Ричмондом превосходила прежние опыты. Я оказалась в тупике. Шпионы они? Работники НКВД? При мысли о следующем возможном звонке я вся сжималась. Надо было кому-то рассказать, чтоб помогли. Но кому? Кому?

Мои друзья знали о Серебрякове как о странном папином друге. Писали ехидные стишки:

Никто так и не мог ответить на вопрос: кто он? Тема папиного ареста продолжала отчёркивать меня ото всех и всего. Я решилась: авторитетом для меня являлся бывший комсорг по школе Давид Самойлович Хейфиц. Не до конца убеждённая, что поступаю правильно, я всё-таки решила сделать его своим «доверенным лицом». Давид Самойлович откликнулся, велел согласиться на встречу, но перед этим позвонить ему.

Очередной звонок с «безотлагательным» делом не заставил себя ждать. Я успела дозвониться до Давида Самойловича. Он сказал: «Бегу» – и действительно подоспел к моменту встречи. На этот раз Серебряков пригласил меня в кино.

Подъехали мы к кинотеатру «Баррикада», когда сеанс уже начался. Серебряков наклонился к окошечку кассы, и мне показалось, что я уловила жест, о котором только слышала: работники НКВД отворачивают лацкан пиджака, когда им нужна «зелёная улица». Шла картина «Комсомольск». Героиня актрисы Макаровой ловила на Амуре шпиона.

– А вы могли бы так? – спросил Серебряков.

Я не знала, сумела бы задержать шпиона или нет. Но почему так оскорбительно и плоско меня спрашивали об этом? На обратном пути, увидев Давида Самойловича в автобусе, я успокоилась. Но именно моего спокойствия Серебряков и не хотел.

– Не простудились прошлой ночью на Неве? – «заботливо» спросил он.

Около двух часов ночи мы действительно выходили с нашим соседом к Неве. Было наводнение, и мы пошли проверить, высоко ли поднялась вода, поскольку жили на первом этаже. На набережной в тот момент было человека три-четыре. Серебрякова я там не видела. Откуда же он мог знать, что я выходила ночью на Неву? Откуда? Мне стало очень страшно.

– Вам идёт зелёное платье, – не отступал он.

В зелёном платье я была на днях у знакомых. Серебрякова не было и там. Что же это всё значит? Серебряков всё глубже всаживал копья осведомлённости. Я уже почти плакала. Да что же это такое? Давид Самойлович попросил дать ему день или два. Я едва дождалась часа, когда он меня позвал.

– Ну, кто он? Что ему надо?

– Успокойся, больше он не будет тебе звонить.

– Но кто он? Кто? – жадно допытывалась я.