Однако через пару месяцев Лили позвонила по телефону. Сорванным, слабым голосом простонала:

– Тамарочка, приезжайте скорее, я умираю!

Муж от неё ушел. Лёвин след простыл. Она лежала одна, температура выше сорока. Лили то бредила, то приходила в сознание и тогда просила ни в коем случае не вызывать «скорую помощь». У неё нашли заражение крови и еле-еле спасли. В наших отношениях ещё долго сохранялась неловкость.

– Приходите сегодня, я хочу вас познакомить со своей сестрой! – попросила она как-то.

Сестра приехала с мужем в гости. В юности Лили и Каминский (муж сестры) любили друг друга. Однажды поссорились. Лили уехала в Днепропетровск навестить мать. А через некоторое время туда пришла телеграмма от родной сестры: «Поздравь меня, я мадам Каминская». После предательского замужества сестры Лили с отчаяния тоже вышла замуж. Через год с ребёнком ушла от мужа. А у второго её мужа сохранилась старая привязанность. Она звонила Лили по телефону: «Милочка, принимайте мужа, он пошёл от меня домой, совсем ещё тёпленький». Лили со слезами вспоминала своё прошлое. А я от подобных открытий съёживалась.

«Взрослая» дружба с нею приблизила к пугающей стороне жизни, в которой не существовало ни великодушия, ни уступчивости, где умение захватить что-то хитростью и силой возводилось в доблесть. За всем этим таились неизвестные, непонятные чувства. И самым страшным было то, что они исходили из отношений между близкими людьми. Я смотрела на импозантного Каминского, с видом побитой собаки следовавшего по пятам за Лили, на её самоуверенную непривлекательную сестру, которая только посмеивалась, и всеми силами души отвергала всё это. Жаль было Лили. Она открылась мне как человек несчастной Судьбы. В результате из всех перипетий наших отношений выработалось что-то вроде обоюдного сострадания. Многие даже называли её моей «дубль-мамой». Она часто пыталась заслонить меня собой.

Имя одного человека, с которым меня познакомила Лили, я должна упомянуть особо. Москвичу Платону Романовичу Зубрицкому было тридцать два года. Работал он в наркомате кинематографии по обмену фильмами с заграницей. Он был как раз из тех, которые приходят встречать в дождь с зонтиком и галошами. Вскоре после знакомства я услышала:

– Давайте-ка пойдём в «Пассаж» и купим вам новые туфельки.

Разговор о «Пассаже» я приняла в штыки; от заботы всё-таки дрогнула. Поняла, что в жизнь постучался внимательный и добрый человек. На его влюблённость отозвалась лишь дружбой. Для продолжения этих редкостных отношений жизнь изготовила впоследствии странное место и время.

* * *

Меня тянуло к сверстникам. Влюбиться? Выйти замуж? Ну конечно же, всё это ждёт меня, но ещё не пришло. Три мои подруги уже давно влюблены. Моя дорогая Ниночка заламывает руки, благодаря Бога за радость любви к своему избраннику.

– Ты не представляешь, какое это счастье! – с придыханием говорила она. И глаза её были полны слёз.

Я и сама видела, как она счастлива.

– Мой Е. собирается в экспедицию на Северный полюс. Вот бы поехать вместе! – мечтательно произносит изысканная, умная Раечка.

– Се-рё-жа! Се-рёж-ка! – выпевает Лиза влюблённо. – Верно ведь, он лучше всех? Ну скажи!

А я? Немного увлеклась пустым А., потому, наверное, что он дразнил меня за привязанность к Загоскину, начисто перечёркивал «Юрия Милославского» и «Аскольдову могилу», в которых я находила что-то для души.

По отношению к этому нашему кругу всё «артельное», где я зарабатывала деньги, было как бы пришлым, добавочным. А в кругу друзей-сверстников царило тогда безоглядное доверие. Мы радовались тому, что кому-то идёт новая шапочка.