|
Она всегда любила природу, ей даже в голову не приходила мысль переехать из сельской местности в город. Дельфина никогда не стремилась к самоутверждению или независимости через работу: она была неработающей молодой матерью, свободной от всяческих комплексов, и совершенно нормально воспринимала традиционное распределение ролей в семье: Жером зарабатывал деньги, она занималась ребенком, домом, садом, всякой живностью. Малышка Джульетта обожала домашних животных, особенно кроликов, и сама кормила их, не доверяя эту работу никому. Каждый день Жером приходил домой обедать. Он неторопливо беседовал с женой, наслаждался приготовленной ею пищей, играл с дочкой. Да, он работал, но в своем ритме, всегда открытый для общения с ними, тестем и несколькими близкими друзьями. Клиенты, с которыми ему приходилось общаться по работе, в некотором смысле расширяли этот семейный круг, пропитанный светлой атмосферой радости и счастья. Слушая Дельфину, я смотрел на нее и видел перед собой светловолосую, привлекательную молодую женщину, чем-то похожую на ребенка. По словам отца, она была похожа на Ванессу Паради или скорее, и он подчеркивал этот нюанс, Ванесса Паради была похожа на его дочь. Оно-то так, но, на мой взгляд, у Ванессы было больше сходства с малышкой Джульеттой, хотя я видел ее всего один раз, да и то мельком. Я пытался представить себе их жизнь, такую безмятежную и так не похожую на мою. Дельфина говорила тихим, спокойным голосом, но это было спокойствие сомнамбулы, и все глаголы в ее речи имели форму прошедшего времени.
Спустя некоторое время в отеле появилась Рут. После двух суток, проведенных у ворот больницы без пищи и отдыха, она так ослабела, что ее пришлось привести сюда чуть ли не силой. Ей предложили бутерброд, но она к нему даже не прикоснулась. Самый старший из итальянцев-владельцев отеля пришел сообщить, что ей приготовили комнату. Он мягко, но настойчиво уговаривал ее пойти прилечь и хоть немного поспать, но Рут лишь качала головой. Дежуря под баньяном, она не хотела уходить со своего поста. Теперь, когда ее забрали оттуда и посадили в кресло, она не хотела покидать его, во всяком случае, не для того, чтобы пойти спать. Ей казалось, что Том не сможет вернуться, если она вдруг заснет. Чтобы он вернулся, она должна оставаться на ногах. Она хотела лишь одного: вернуться на пляж, сесть на том месте, где их разлучила волна, где находилось их бунгало, и ждать, глядя на горизонт, когда живой Том выйдет из океана. Рут говорила, сидя с выпрямленной спиной, как во время медитации, и, глядя на нее, можно было легко представить, как она без еды и сна сидит на пляже день за днем, неделя за неделей, ее дыхание становится все тише и медленнее, и постепенно она превращается из живого человека в статую. Ее решимость пугала, казалось, она в любой момент может переступить черту, отделявшую ее от кататонии, и мы с Дельфиной понимали: наша задача — помешать этому любой ценой. Прежде всего, следовало убедить Рут, что Том погиб, утонул, как все остальные, и уже не вернется. Прошло два дня, и сомневаться в этом не приходилось. Дельфина рассказала ей свою историю, надеясь помочь Рут, как Жером помог ей самой. Она сказала то, чего я раньше от нее не слышал, она сказала, что ее малышка умерла. На своем школьном английском Дельфина произнесла: «Му little girl is dead». Рут задала ей только один вопрос: «Ты видела ее мертвой?» У Дельфины не было выбора, она ответила «да», на что Рут возразила: «Тогда это не мой случай. Я не видела Тома мертвым, а раз так, то для меня он по-прежнему жив. Поверить в его смерть, значит убить его». До Рут доходила лишь малая толика сказанного, но ее удалось разговорить, а значит — установить связь. Она была социальным работником, он — плотником. Рут отказывалась верить в его смерть, но сказала: «Не was a carpenter». Прошедшее время несовершенного вида начало потихоньку разъедать ее фразы. Они знали и любили друг друга с юношеского возраста. |
