). Он с нескрываемым удовольствием применял ее на слушаниях по гражданским делам и в особенности на судебных заседаниях по сверхзадолженности, когда его пристрастие к выявлению нарушений и вынесению решения о потере права на проценты в корне меняло ход дела. Прежде всего, с точки зрения несчастного должника, высказывания типа: «Вы не можете платить, ваша ситуация непоправимо безнадежна, поэтому у меня нет другого выбора — я списываю долги» и «с вами поступили плохо, я исправляю допущенную ошибку» означают далеко не одно и тоже. Слышать и произносить второе намного приятнее, и Этьен не отказывал себе в этом удовольствии. Вместе с тем, после уменьшения общей суммы долга можно было приступать к составлению графика его возмещения: теперь он уже не выглядел таким утопическим. И в этом случае именно судья решал, кому возвращать долг в первую очередь, кому позднее, если получится, а кто вообще останется ни с чем. Это было политическое решение. Некоторые кредиторы могли остаться без денег не только потому, что у должников не хватало средств для погашения задолженности, но еще и потому, что не заслуживали этого. Потому что плохо себя вели, потому что имели сомнительную деловую репутацию, потому что в принципе жулики заслуживают, чтобы время от времени их обжуливали. Конечно, Этьен не говорил подобных вещей в открытую. Из числа кредиторов он предпочитал выделять тех, кому списание долгов нанесет серьезный ущерб, и тех, кто его даже не почувствует: с одной стороны — это владелец небольшой станции техобслуживания, небогатый частный арендодатель, мелкий торговец-франчайзер из Сен-Жан-де-Бурне, которые в случае неплатежа сами рискуют попасть в ловушку сверхзадолженности; с другой — крупное кредитное учреждение или большая страховая компания, в любом случае включавшая риск неплатежа в стоимость договора. Он считал, что мелкий поставщик, автомеханик, франчайзер из Сен-Жан-де-Бурне, раз обжегшись, перестанут доверять людям, никогда больше не пойдут им навстречу, и это приведет к нарушению социальных связей, тогда как именно в их сохранении Этьен видел роль судьи: делать все возможное, чтобы люди могли жить в согласии друг с другом.
Тем не менее, даже Жан-Пьер считал, что Этьен перегибает палку, и в шутку называл его Робеспьером или судьей-революционером. Он говорил: «Это слишком просто, но судья не должен делить мир на крупные недобросовестные заведения и неискушенных, загнанных в угол бедняков, равно как и безоглядно становиться на сторону последних». На это замечание Этьен отвечал словами Флоре: «Я всего лишь применяю закон». Да, он применял его, но на свой лад, помня выступление Бодо перед студентами Национальной школы по подготовке и совершенствованию судебных работников, оказавшую на него неизгладимое впечатление. Бодо, один из организаторов Профсоюза работников органов правосудия в шестидесятые годы, получил взыскание от министра юстиции — в то время этот пост занимал Жан Леканюэ — за то, что обратился к молодым судьям с такой речью: «Будьте пристрастными. Чтобы сохранить равновесие между сильным и слабым, между богатым и бедным, а весят они отнюдь не одинаково, поступайте так, чтобы чаша весов склонялась в нужную сторону. Будьте заранее настроены в пользу женщины, а не мужчины; должника, а не кредитора; рабочего, а не работодателя; вора, а не полиции, участника судебного разбирательства, а не судебной системы. Закон можно истолковать по-разному, он скажет то, что вы вложите в его уста. Разбираясь с вором и обокраденным, не бойтесь наказать потерпевшего».
Что касается адвокатов банков и кредитных учреждений, то они выходили из зала суда растерянными и в то же время взбешенными. Им предстояло объяснять своим клиентам, что они проиграли, хотя раньше в подобных случаях всегда брали верх, из-за одноногого судьи, председательствующего в суде Вьена и оказавшегося редкостным занудой: он измеряет высоту букв и разводит руками — сожалею, но здесь не восьмой кегель, а потому прощайте проценты и штрафные неустойки. |