— Есть закон, просто соблюдайте его».
Хозяева офиса вздохнули: «Это так сложно…»
«В чем вы видите сложность? Закон требует, чтобы текст договора набирался восьмым кеглем, но это требование практически никогда соблюдается, и я не упускаю возможность вставить вам палки в колеса. Вы можете возразить: это крючкотворство. Тогда скажите мне, почему, зная правило, вы никогда не применяете его на практике, что, на самом деле, совсем не сложно. Я знаю ответ: просто потому, что вас устраивает, когда договора неудобочитаемы. Почему вы никогда не отправляете письменное предложение о продлении срока действия договора? Почему он продлевается у вас автоматически, что противоречит закону, и мне снова предоставляется случай указать на это? Я вам скажу, почему — один из ваших коллег по бизнесу поделился со мной информацией (на самом деле, это был Флоре, он обзавелся приятелями, работавшими в кредитных учреждениях, и те снабжали его интересными сведениями). Когда вы рассылали такие письма, процент расторгаемых договоров достигал тридцати процентов. Согласитесь, это неприятно. Другое дело — „спящий“ кредит. Опыт показывает, рано или поздно, владелец воспользуется им, тогда как расторгнутый договор означает — одним клиентом у вас стало меньше. Почему вы не упоминаете о ссудном проценте, крохотным шрифтом указанном на обороте крикливой рекламной листовки? Вы сами знаете, почему. Потому что ваш ссудный процент достигает чудовищных размеров. 18–19 % — это больше, чем предельно допустимая кредитная ставка, и вы втихаря навязываете такие условия людям, которые, осознавай они последствия своего шага, никогда не подписались бы под ними».
«Тут вы как раз ошибаетесь, — возразил парижанин. — Они подписывают в любом случае, потому что у них нет выбора. Вы всегда можете сказать: выгоднее заключить договор на классический заем, но проблема наших клиентов заключается в том, что классический заем им никто не даст. Это все равно, что страховать свою машину, когда повышение размера страховых взносов таково, что никто не хочет с вами связываться — обойдется слишком дорого. Вы постоянно говорите об информации. Сегодня вы говорите, будто мы недостаточно информируем наших клиентов о том, во что они ввязываются, а завтра — что мы сами не интересуемся их платежеспособностью. Но нашим клиентам нужны деньги, а не сведения, способные удержать их от займа. В свою очередь, мы хотим зарабатывать деньги, давая их взаймы, а не собирать информацию, которая помешает нам делать это. Мы всего лишь занимаемся своим делом, кредит существует, хотим мы того или нет, а вы с вашими постоянными мелочными придирками к оформлению договоров просто занимаетесь рекламой. Реклама всегда так делается. Большими буквами пишут: купите машину за 30 евро в месяц, потом стоит звездочка и ниже мелким шрифтом идет приписка: да, это правда, существуют условия, при которых покупка обойдется вам чуть больше 30 евро в месяц, или же предложение действительно только в определенный период времени. Это всем известно, люди не дураки. Но вы, если я правильно понимаю, хотите жить в мире без рекламы, без кредита, а может и без телевидения, ибо хорошо известно, что телевидение оболванивает людей…»
«Конечно, — с улыбкой заключил Этьен. — И еще проводить отпуск в Северной Корее. Нет, меня очень устраивает мир, где люди имеют право нарушать закон. Но как судья, я тоже хочу иметь право требовать его соблюдения. Такова суть либерализма. Или я не прав?»
~~~
Этьена разбирает смех, когда он вспоминает о своей первой встрече с Жюльетт. В дверь его кабинета постучали, он отозвался: «Да, войдите», и, когда поднял голову от бумаг, увидел, как она направляется к нему, опираясь на костыли. Этьен невольно подумал: «Замечательно! Хромая!»
Но не сама мысль веселит его даже сейчас, хотя с тех пор прошло уже много времени, а то, что родилась она так внезапно и, едва сформировавшись, вылилась в пару слов, за точность которых он ручается. |