|
Мрачноватый следственный эксперимент в вагоне начался в одиннадцать утра. Его участники вышли оттуда только в два часа, и то потому, что мадам Ирвич упала в обморок, заявив по польски, что не может больше выносить трупного запаха. Поль Виншон побледнел: ему казалось, что дядюшка утратил свое обычное хладнокровие или, вернее, пребывает в нерешительности. – Что то не так, дядя? – спросил он вполголоса, пока они пересекали пути. – Хотелось бы мне найти эту булавку! – вздохнул Мегрэ. – Подержи ка их еще часок… Мадам Ирвич больна! – И что же я могу с этим поделать? – Доктор Гельхорн утверждает, что… – Пусть себе утверждает! – сухо отрезал комиссар. И в одиночестве отправился завтракать в привокзальный буфет. – Замолчи, говорю тебе! – ворчал Мегрэ, между тем как его племянник совершенно растерялся и не знал, что ему делать дальше. – От тебя одни неприятности… Я скажу тебе все, что думаю по этому поводу… Потом, предупреждаю тебя, выпутывайся сам, а если не сможешь выпутаться, не вздумай звонить дядюшке… Дядюшка уже по горло сыт… – Потом добавил уже другим тоном: – Вот! Я нашел единственно возможное логическое объяснение случившемуся. Тебе предстоит отыскать доказательства или добиться признания. Попытайся не потерять нить. Первое: Отто Браун, известный богач, едет во Францию с восемью чемоданами и кучей костюмов, но в кошельке у него всего четыреста марок… Второе: была какая то причина тому, что, пока поезд следовал по Германии, он делал вид, будто не знаком с Леной Лейнбах, а переехав через бельгийскую границу, начал обращаться к ней на «ты»… Третье: он не хотел, чтобы она вышла ни в Льеже, ни в Намюре, ни в Шарлеруа… Четвертое: она предпринимала отчаянные, упорные попытки выйти, несмотря ни на что… Пятое: некий Бебельманс, никогда не встречавший Брауна, – иначе он по крайней мере хоть как то отреагировал бы, увидев его труп, – имел при себе акций на два или три миллиона… Тут Мегрэ заворчал, разъярившись окончательно: – Объясняю тебе! Отто Браун, будучи евреем, предпочитал вывезти из Германии свое состояние или его часть. Зная, что его багаж будет тщательно досмотрен, он знакомится в Берлине с куртизанкой и заказывает для нее чемоданы с двойным дном: вряд ли таможенники станут копаться в женском белье. Но у Лены Лейнбах, как у всякой уважающей себя куртизанки, есть сердечный друг, Томас Хауке. Томас Хауке, профессионал, еще в Берлине, может быть, даже в самом «Кайзерхофе», извлекает акции из тайника – и все это с ведома Лены. Она садится в поезд первой и кладет вещи на место, которое Браун, несмотря ни на что, боящийся подвоха, указал ей заранее… Сама она занимает место в дальнем углу, потому что они якобы не знакомы… В Кельне Хауке, чтобы следить за ходом событий, занимает место в том же купе, а статист, возможно профессиональный взломщик, едет в третьем классе с акциями: при переезде через каждую границу ему приходится прятаться под вагонами… Когда граница остается позади, Отто Брауну, естественно, больше нечего бояться. С минуты на минуту он может открыть чемоданы своей спутницы, чтобы забрать оттуда акции… Вот почему Лена Лейнбах сначала в Льеже, а потом в Намюре и Шарлеруа пытается сойти с поезда и исчезнуть по английски… Он ей доверяет? Догадывается о чем то? Попросту влюблен? Так или иначе, он неусыпно следит за женщиной, и это начинает выводить ее из себя, ведь в Париже он неизбежно обнаружит кражу… А может быть, уже и на французской границе: здесь ему нет никакой причины прятать свои акции, и он поднимет двойное дно. Томас Хауке тоже осознает это… – И убивает Брауна? – задал вопрос Виншон. |
