На вопрос: «А не опасно ли будущему комкору восхвалять врагов народа?» — Жуков ответил, что не знает, за что их арестовали, и думает, что произошла какая-то ошибка. Не преминул Голиков воспользоваться и донесением комиссара 3-го конного корпуса Юнга о резкости и грубости Жукова в обращении с подчиненными командирами и недооценке им роли и значения политических работников, о том, что якобы с согласия Георгия Константиновича его жена крестила в церкви дочь Эллу.

«Я бываю резок не со всеми, а только с теми, кто халатно выполняет порученное ему дело и безответственно несет свой долг службы. Что касается роли и значения политработников, то я не ценю тех, кто формально выполняет свой партийный долг, не работает над собой и не помогает командирам в решении учебно-воспитательных задач, тех, кто критикует требовательных командиров, занимается демагогией там, где надо проявить большевистскую твердость и настойчивость», — ответил Жуков. Историю с крещением он назвал неумной выдумкой и чушью.

Дальнейший разговор был прерван приходом в вагон исполнявшего должность командующего войсками округа В.М.Мулина, который сообщил, что Военный совет округа предлагает назначить Георгия Константиновича на должность командира 3-го конного корпуса.

Решения пришлось ждать около месяца. 22 июля 1937 года приказом наркома обороны Жуков был назначен командиром 3-го конного корпуса. Подводя итоги своей деятельности на посту командира дивизии, он отмечал:

«Я проработал командиром дивизии более четырех лет, и все эти годы жил одной мыслью: сделать вверенную мне дивизию лучшей в рядах Красной Армии, самой передовой. В подготовку дивизии было вложено много сил, энергии и труда, чтобы вытянуть ее из прорыва, научить командирские кадры и штабы искусству современной тактики, организации и методам управления подразделениями, частями и дивизией.

Не берусь утверждать, что тогда нами было сделано все. Были ошибки, промахи и просчеты с нашей стороны, но со спокойной совестью могу сказать, что в подготовке дивизии командиры и политработники тогда большего дать не могли, а все, что имели, отдали сполна». Добавим, что многие командиры полков 4-й кавалерийской Донской казачьей дивизии, которую называли «жуковской», стали впоследствии видными военачальниками.

Части 3-го конного корпуса дислоцировались в Минске и его окрестностях. В то время государственная граница с Польшей проходила неподалеку от города, и корпус всегда должен был находиться в полной боевой готовности. Жуков с головой окунулся в новую работу. Он, по уже установившейся традиции, начал знакомиться с состоянием дел во всех частях корпуса на местах. Сразу стало ясно, что в связи с арестами резко упала подготовка командно-политических кадров, у командиров понизилась требовательность к себе и подчиненным и, как следствие, ослабла дисциплина и служба всего личного состава. «В ряде случаев демагоги подняли голову и пытались терроризировать требовательных командиров, пришивая им ярлыки „вражеского подхода“ к воспитанию личного состава, — писал Жуков. — Особенно резко упала боевая и политическая подготовка в частях 24-й кавалерийской дивизии. Дивизия стояла в районе города Лепель, и ее жилищно-бытовая и учебная базы были еще далеки от завершения. На этой основе возникало много нездоровых настроений, а ко всему этому прибавились настроения, связанные с арестами командиров. Находились и такие, которые занимались злостной клеветой на честных командиров с целью подрыва доверия к ним со стороны солдат и начальствующего состава. Пришлось резко вмешаться в положение дел, кое-кого решительно одернуть и поставить вопрос так, как этого требовали интересы дела.