Правда, при этом лично мною быт в ряде случаев допущена повышенная резкость, чем немедленно воспользовались некоторые беспринципные работники дивизии. На другой же день на меня посыпались донесения в округ с жалобой к Ф.И.Голикову, письма в органы госбезопасности „о вражеском воспитании кадров“ со стороны командира 3-го конного корпуса Жукова».
Вскоре Жукову поступил доклад от командира 27-й кавалерийской дивизии В.Е.Белокоскова о том, что в дивизии резко упали дисциплина и вся служба. На вопрос Жукова, что делает лично командир дивизии, тот сообщил, что его сегодня вечером разбирают в парторганизации, а завтра наверняка посадят в тюрьму. Жуков решил немедленно выехать в дивизию и разобраться в сложившейся обстановке. В.Е.Белокосков поразил Жукова своим внешним видом: он был чрезмерно бледен, под глазами залегли темные впадины, губы нервно подергивались после каждой фразы. На вопрос, что с ним случилось, Василий Евлампиевич ответил, что сейчас на партийном собрании его будут исключать из партии, и он приготовил узелок с бельем.
Информацию на собрании делал секретарь дивизионной партийной комиссии, который поведал, что Белокосков был в близких отношениях с «врагами народа» Д.Сердичем, Н.А.Юнгом, И.П.Уборевичем и другими, а потому не может пользоваться доверием партии. Кроме того, Белокосков недостаточно чутко относится к командирам, политработникам, слишком требователен по службе. Обсуждение заняло около трех часов. Никто в защиту Белокоскова не сказал ни одного слова, и дело шло явно к исключению его из рядов партии. Исполняющий должность комиссара корпуса Новиков по существу поддержал выступавших и сделал вывод, что Белокосков не оправдал звания члена партии. Г.К.Жуков, внимательно выслушав выступающих, попросил слова и довольно резко сказал: «Я давно знаю Белокоскова как честного коммуниста, чуткого товарища, прекрасного командира. Что касается его служебной связи с Уборевичем, Сердичем, Рокоссовским и другими, то эта связь была чисто служебной, а, кроме того, еще неизвестно, за что арестованы Уборевич, Сердич, Рокоссовский, так как никому из нас неизвестна причина ареста, так зачем же мы будем забегать вперед соответствующих органов, которые по долгу своему должны объективно разобраться в степени виновности арестованных и сообщить нам, за что их привлекли к ответственности. Что касается других вопросов, то это мелочи и не имеют принципиального значения, а товарищ Белокосков сделает для себя выводы из критики».
После выступления командира корпуса никто больше не стал брать слова, и на партийном собрании было принято решение «предложить В.Е.Белокоскову учесть в своей работе выступления коммунистов». «Когда мы шли с партсобрания, я видел, как Василий Евлампиевич украдкой вытер слезы, — отмечал позднее Жуков. — Я считал, что он плакал от сознания того, что остался в партии и может продолжать в ее рядах работу на благо народа, на благо нашей Родины. Я не подошел к нему, считая, что пусть он наедине переживет минувшую тяжелую тревогу за свою судьбу и радость душевную за справедливость решения партийной организации».
Вмешательство Георгия Константиновича спасло жизнь добросовестному и умному командиру Красной Армии. В годы Великой Отечественной войны он стал одним из главных организаторов автомобильной службы и снабжения войск. После войны Василий Евлампиевич был заместителем начальника Тыла Вооруженных Сил, заместителем министра Вооруженных Сил (военного министра, министра обороны) по строительству и расквартированию войск.
За семь месяцев пребывания в должности командира 3-го конного корпуса Жуков смог возродить его репутацию как одного из лучших соединений Белорусского военного округа. Части корпуса успешно действовали на окружных маневрах, которые были проведены осенью 1937 года под руководством нового командующего войсками Белорусского военного округа командарма 1-го ранга И.П.Белова (вскоре его постигла та же трагическая участь, что и предыдущих командующих, — он был арестован как «враг народа»). |