Тот же день, суббота 9 июня после 2.30 дня

Мы сидели со Светловым в беседке психбольницы, как два старых сводника, и обсуждали все возможные и невозможные варианты. Если «Шах»-Рыбаков смог бросить колоться ради Айны Силиня, то нужно найти кого-то и для Белкина. Первым номером, конечно, была Инна, машинистка «Комсомольской правды». «За» было то, что она любила этого Белкина и наверняка была готова ради него на все. В каком-нибудь сентиментальном романе или фильме она за свою самоотверженность и любовь была бы вознаграждена авторами и судьбой и вошла бы в палату к своему возлюбленному, чтобы любовью и лаской спасти его и излечить. Но мы имели дело с реальной действительностью и должны были трезво смотреть на вещи. Белкин давно бросил эту Инну, никакого любовного потрясения или шока она уже вызвать у него не могла. Поэтому Инну мы оставили.

Вторым номером была названа, как это не покажется вам дико и цинично, Айна Силиня. Я хорошо помнил то место в рукописи Белкина, где он описывал ее полуголой на бакинском пляже во время драки с Мосолом. Он держал в обхват вырывающегося из его рук Шаха-Рыбакова, а полуголая Лина, она же Айна, целовала Шаха и касалась Белкина обнаженной грудью, и это его очень возбуждало, несмотря на весь драматизм ситуации. Он вообще остро реагировал на несовершеннолетних, если вспомнить и эту Лину-Айну, и нимфу с острова Рыбачий… Мы со Светловым всерьез обсудили этот вариант. Но было и много «против». Во-первых, Силиня еще несовершеннолетняя, и, хотя она уже не девочка, мы все-таки не имеем права втягивать ее в любовные интриги. Кроме того, она еще не отошла от смерти своего Рыбакова. Короче, с некоторым сожалением мы отвергли и этот вариант.

Конечно, лучше всех была бы Наташа Хотулева, это было бы именно то, что нам нужно, не зря же он втюрился в нее с первого взгляда в Бакинском аэропорту. Если бы она не погибла позавчера…

– Нам нужно что-то вроде этого! – и Светлов в сердцах стукнул кулаком по скамейке. – Может быть, Лена Смагина?

Я поморщился. Конечно, эта котласская любовница Акеева недурна, но вряд ли наш Белкин клюнет на что-то заурядно-провинциальное.

– Хорошо! – сказал Светлов. – В конце концов, в картотеке МУРа сорок тысяч проституток. Нужно выбрать кого-нибудь из валютных блядей лет семнадцати и поручить ей эту операцию.

И тут меня осенило. Не знаю почему, но именно это упоминание валютных проституток, работающих в «Метрополе», «Национале» и других интуристовских отелях, подсказало мне решение задачи. Я встал.

– Пошли, – сказал я Светлову. – Я, кажется, придумал.

И, не дожидаясь его, направился в сторону кабинета главврача Галинской Ж.Ф. Там, не обращая внимания на зареванную Жанну Федоровну и совещавшуюся с ней партийного вождя психбольницы Элеонору Шпигель, я снял телефонную трубку, набрал телефон дачи Генерального прокурора Руденко – в исключительных случаях нам это разрешено.

– Роман Андреевич? Извините, что беспокою, это Шамраев. Нами найден Белкин, он жив, но в тяжелом состоянии.

– Что с ним?

– Они его прятали в психбольнице и кололи аминазином. Это наркотик – не смертельно, но требует времени, чтобы отвыкнуть.

– Сколько? – спросил он.

– Я буду знать это через несколько часов. А пока… Я хотел бы сообщить вашей внучатой племяннице, что он жив. Вы говорили, что она к нему неровно дышит, помните?

На том конце провода была секундная заминка, потом Генеральный хмыкнул:

– Вы хотите сами ей об этом сказать?

– Да.