— Володя, ты что, уже?… С утра, что ли, пьете? На дежурство-то хоть можно в нормальном виде явиться? Нарветесь на Кузнецова — он вам таких бздей навтыкает, что и я вытащить не смогу… Прямо как маленькие, ей-богу…
Парень поднял на референта мутные глаза:
— А я не дежурю сегодня… Я Леху Цыганова подменяю — он с папатачи валяется…
Референт махнул рукой и оборвал дежурного:
— Через три часа все возвращаться будут — давай чтобы к этому времени кто-то трезвый сидел… И Леха, если у него папатачи, пусть дурака не валяет, а идет к доктору… А то моду взяли — лихорадку джином лечить. Только сердце посадите и больше ничего.
Володя равнодушно кивнул, и Пахоменко обернулся к Обнорскому:
— Заталкивай шмотки под кровать и перекури пару минут, я тоже сейчас быстренько домой заскочу — и поедем.
Володя проводил референта взглядом и усмехнулся. По его лицу в полумраке дежурки трудно было определить возраст, но Андрею показалось, что этот парень если и старше его, то явно ненамного. Володю сильно старили похмельная помятость, угрюмый взгляд и легкие белые лучики морщин у глаз — такие бывают у тех, кому часто приходится щуриться на солнце.
— Ты что, новенький? — спросил Володя.
— Да, — ответил Андрей. — Только что прилетел. Обнорский Андрей, переводчик.
— У! Коллега, значит. Я тоже переводчик — Гридич Володя. Предлагаю дружить семьями.
Гридич с Обнорским пожали друг другу руки. Володя почесал растрепанную шевелюру, зевнул и спросил:
— Ну и как там Союз, как Москва — стоит еще?
— Стоит, — пожал плечами Андрей. — Куда ж она денется…
Гридич потер пятерней правый глаз и задал новый вопрос:
— Для чего тебя Пахоменко привез? У нас вообще-то на встречи-проводы специальный переводяга выделен — Леха Толмачев, но с этим рейсом никого не ждали…
Обнорский хмыкнул:
— Наверное, из «десятки» забыли сообщить… А с Пахоменко я в аэропорту столкнулся — они там, как я понял, случайно оказались.
Володя как-то странно усмехнулся, снисходительно посмотрел на Андрея и устало сказал:
— В аэропорту? Случайно? Я тебя умоляю… Поживешь тут немного — поймешь, что никто нигде случайно не оказывается… А уж тем более в аэропорту…
Гридич нахмурился, как будто понял, что сболтнул лишнее, и переменил тему:
— А куда тебя расписывают? Не говорили еще? Пахоменко ведь самый главный начальник над нами, переводягами.
Обнорский неуверенно качнул головой:
— Вроде про какие-то бригады говорили… Володя присвистнул и оживился:
— Нашего полку прибыло… Еще одна бригадная скотинка… Это дело надо отметить.
Он извлек из-под кровати плоскую начатую бутылку джина и проворно начал свинчивать с нее красную пробочку.
— Извини, старик, тебе не предлагаю, тебе в Аппарат еще ехать, а мне поправиться не мешает…
Он сделал несколько смачных глотков прямо из бутылки, сморщился, помотал головой и просипел:
— Не пьянства ради, а здоровья для… Сам-то пьющий? Или — как?
— Выпиваю, — скромно, но с достоинством ответил Андрей, и Гридич удовлетворенно кивнул:
— Споемся… Я уже чувствую, что споемся… Так вот бригады… Кстати, старик, у тебя закурить ничего не найдется?
Обнорский достал из кармана пачку «Явы». Володя скривился, обозвал «Яву» (явскую, между прочим) говном, но сигарету все же взял. |