|
Ф. Павлов, В. Ф. Одоевский и В. А. Соллогуб как писатели, которые «роднят язык литературный с языком лучшего общества» («Москвитянин», 1842, № 3, с. 180).]. Жаль, что некогда справляться, а то бы можно было много найти фактов, доказывающих, что иные критики с некоторого времени совсем иначе заговорили о Гоголе, нежели как говорили о нем прежде, и еще очень недавно. А между тем посмотрите, как они сердятся, что другие поняли Гоголя, так сказать, со дня его вступления на литературное поприще и что осмелились намекнуть на это, как на свою собственную заслугу, из опасения, чтоб их не смешивали с повторителями чужих мыслей и даже слов, за неимением своих!.. Кто постоянно следит за нашею литературою, тот знает, где в первый раз Гоголь был оценен. Может быть, многие знают и без указаний, где и кто говорил, и после того, о Гоголе в том же духе и том же тоне… Почему ж бы и не заметить того, что принадлежит вам по праву?.. Но люди неблагодарны: вы же их научите, вы же кое-как наконец вдолбите им что-нибудь в их крепкие черепы, – и они же за это пошлют вас на толкучий рынок, услужливо снабдят вас своим же медным лбом, обвинят в самохвальстве и объявят вашу фигуру тощею, как будто это страшный недостаток и как будто педантическая фигура с брюшком лучше тощей фигуры… Но, что всего забавнее, они назовут ваши похвалы автору непрошеными, как бы намекая тем, что у них этот автор выпрашивал их запоздалые, с чужого голоса взятые похвалы… Что касается до нас, – объявляем во всеуслышание, что те писатели, которых мы хвалим, никогда не просили наших похвал и что мы хвалим даром…[46 - См. примеч. 10 к статье «Похождения Чичикова, или Мертвые души. Поэма Н. Гоголя».]
* * *
Один критик видит в Гоголе существо двойное или раздвоившееся: одна половина, видите ли, смеется, а другая плачет… Оригинальная мысль! Есть люди, которые никак не могут понять смеха в слезах, особенно же слез в смехе, и хотят все делить и различать механически, чтоб иное великое явление как-нибудь сделать доступным своей ограниченности[47 - Снова имеется в виду Шевырев и его статья о «Мертвых душах» («Москвитянин», 1842, № 8, с. 348).].
* * *
Вероятно, многим случалось видеть людей, которые, побывав в Париже и возвратись в Россию, говорят при всяком случае: «у нас в Париже»? Так некоторые критики, о чем бы ни говорили, никак не могут обойтись без Италии. Один из таковых делает Гоголя учеником Гомера, Данта и Шекспира[48 - Об этом писал Шевырев («Москвитянин», 1842, № 8, с. 359–363). К тому же он и действительно слишком часто намекал в своих статьях, что побывал в Италии (см. об этом: Шeнрок, т. IV, с. 67).]. Признаемся, мы не видим в «Мертвых душах» следов изучения этих великих образцов. Что автор «Мертвых душ» может совпадать с ними – против этого не спорим; но причина этого не изучение, а то, что поэзия не может не совпадать с поэзиею. Между всеми ими есть одно общее, – именно то, что все они поэты…
* * *
Некто, толкуя вкось и вкривь, по крайнему своему разумению, о Селифане, о дяде Митяе и дяде Миняе, обвиняет Гоголя в односторонности, в том, что он показывает русских только с одной их стороны. Критику очень не нравится, что пьяный Селифан опрокинул бричку и вывалил из нее своего барина и что дядя Миняй и дядя Митяй своим вмешательством только больше запутали дело. Критик твердит одно: русский человек за пояс заткнет немца; русские мужички в дороге очень бескорыстны. Последнюю истину очень хорошо знают все, у кого в дороге ломалась ось экипажа или экипажу случалось завязнуть в грязи или зажоре… Критик еще утверждает, что русский мужик, хоть и прихвастнет и опрокинет спьяну, зато и «выедет на авосе по соломенному мосту». |
