– Спасибо, не спрашивай, – отмахнулся Броверман с видом человека, больного СПИДом, которому задали вопрос о его здоровье.

– Подписка?

– Минус двенадцать тысяч.

– Реклама?

– Володя! Ну что ты за человек? Я же попросил: не спрашивай меня ни о чем! Мы в глубокой жопе!

– Значит, дивидендов не будет, – заключил Лозовский.

– Дивидендов? – изумился Броверман. – Что такое дивиденды? Я это слово давно забыл! Я даже не знаю, что оно означает! Я удивляюсь, что мы вообще еще живы!

Он взял Лозовского под руку, с таинственным видом отвел в сторонку и страстно, при этом оглядываясь как бы в опасении, что их подслушают, начал доказывать, что в глубокую финансовую жопу «Российский курьер» попал из-за этого козла, главного редактора Альберта Попова, назначенного на эту должность жарким политическим летом 1999 года.

Лозовский слушал, не скрывая иронической усмешки. К тому, что еженедельник с тиражом в сто двадцать тысяч экземпляров, стабильно прибыльный, оказался на грани банкротства, Попов руку приложил, но в первую голову в этом был виноват сам Броверман. Все деньги, полученные от успешной подписки на 1998 год, по тогдашнему курсу – около восьми миллионов долларов, он вложил в государственные краткосрочные обязательства, где они и зависли после дефолта.

Последнее время Броверман носился с идеей достать где-нибудь два миллиона долларов и купить опутанную долгами типографию в Красногорске. Это сильно сократило бы расходы на издание и позволило бы дотянуть до тех времен, когда правительство начнет расплачиваться по ГКО, реструктуризированным в какую-то хренотень. Ни Лозовский, ни сам Броверман не верили, что правительство хоть когда-нибудь будет расплачиваться по своим долгам, а если и будет, то по копейке за рубль. Но вслух об этом не говорили, чтобы не лишать себя последней, пусть даже иллюзорной, надежды.

Об идее купить типографию Лозовский слышал много раз, он уже хотел прервать бровермановскую трепотню, но неожиданно Савик прервался сам.

– Смотри-ка ты, – проговорил он. – Кто это?

К тротуару причалил огромный черный джип «линкольн-навигатор» с тонированными до полной непрозрачности стеклами, из него выскользнул молодой человек неприметной наружности с быстрыми внимательными глазами, мгновенно оценил обстановку и открыл перед пассажиром заднюю дверь. Из джипа вышел человек лет около сорока, среднего роста, с холодным жестким лицом, в котором, как показалось Лозовскому, было что-то серое, недоброе.

Он был в черном кожаном меховом пальто, в черных, никогда не месивших зимнюю московскую хлябь туфлях. Если бы не большая шапка из огненно-красного лисьего меха, сидящая на его маленькой голове чуть набекрень и надвинутая до бровей, его можно было принять за члена совета директоров столичного банка. Где-нибудь в Сибири такая шапка была знаком преуспевания, а в Москве сразу выдавала в ее обладателе приезжего с северов.

Аккуратно, как бы брезгливо поднявшись по грязным ступенькам, он остановился у входа и внимательно оглядел вывески. Не обнаружив той, что ему была нужна, вежливо обратился к Лозовскому и Броверману:

– Редакция «Российского курьера». Не подскажете, она здесь?

– Четвертый этаж, левое крыло, – ответил Броверман и осторожно поинтересовался: – Какая погода в Тюмени?

– Пурга, – ответил незнакомец, не удивившись вопросу.

Он скрылся за тяжелыми дверями. Лозовский проводил его внимательным взглядом и почему-то подумал, что это, возможно, и есть та мелочь, из которой, как из крапивного семени, вырастет большая подлянка.

– Вот у него есть два «лимона», – проговорил Броверман с тоскливым выражением лица, с каким охотник смотрит вслед недоступной для него добыче.