Эрвье, Христич. Легендарные люди! Без них не было бы тюменской нефти!

– При чем тут я? – возмутился Стас. – Интервью дал Морозов. Не слышал я о ни о каком Христиче. Этих героев и лауреатов было как грязи.

– Вот так мы и работаем! Если подобным образом рассуждает журналист, откуда же взяться в обществе уважению к прошлому? Откуда взяться социальному оптимизму, который невозможен без уважения к прошлому?

О социальном оптимизме и уважении к прошлому Попов мог рассуждать долго и убежденно, но ему помешал громкий и как бы счастливый смех Леши Гофмана.

– В чем дело? – недовольно прервался Попов.

– Извините, – смутился Гофман. – Тут эпизод очень смешной. Двое чинят «Жигули». Один говорит: «Ключ на четырнадцать». А второй дает ему ключ на четырнадцать.

– И что?

– И все.

– Чего же тут смешного?

– То, что второй дает ему ключ на четырнадцать. Не понимаете? Но ведь в «Жигулях» нет ни одной гайки на четырнадцать! Есть на восемь, десять, тринадцать, семнадцать.

А на четырнадцать нет.

– Нет? – зачем-то обратился Попов к Резо Мамаладзе, единственному, кто усмехнулся рассказанному Гофманом эпизоду. В юности Резо был автогонщиком «Формулы-1». В начале 90-х годов, по пьянке, обмывая призовое место, сбил в Париже школьницу, был пожизненно дисквалифицирован и отсидел три года в знаменитой французской тюрьме «Санте». В «Курьере» он вел рубрику «Авторевю» и знал о машинах все.

– Нет, – извиняющимся тоном подтвердил Резо.

– Но, может быть, где-нибудь в этом – в коленвале?

– Гайки?! В коленвале?! Альберт Николаевич! – возмущенно завопил Гофман. – Он же целиковый, кусок железа! Железяка – вот что такое колевал! Резо, скажи!

– Железяка, – со вздохом сказал Резо.

– Тогда это, действительно, очень смешно, – с сарказмом согласился Попов. – Но вы все-таки постарайтесь смеяться про себя. Так вот. О чем я?

– О Христиче, – подсказал Лозовский.

– Да. Что делает Кольцов? Он ставит во главе дела Бориса Федоровича Христича, и компания «Нюда-нефть» становится одной из лучших в Тюмени. Так поступает эффективный собственник. А что делаем мы? Мы компрометируем его вместо того, чтобы поддержать. И то, что это не редакционная статья, а интервью руководителя налоговой полиции, нас не извиняет. Да,

Шинкарев, не извиняет!

– В «Санте» нас в это время на прогулку водили, – меланхолически проговорил Резо.

– Заканчиваем. Лучшим материалом номера предлагаю считать аналитический обзор Смирновой. Мы привыкли к тому, что она всегда пишет на высоком уровне, и обходим ее вниманием. А это несправедливо.

– Спасибо, Альберт Николаевич! Я так счастлива, так счастлива, даже не передать! – просияла Регина.

– Если других предложений нет, все свободны. Лозовский, задержитесь.

– Присаживайся поближе, – кивнул Попов, когда кабинет опустел. – Нехорошо получилось, прокололись мы с интервью Морозова.

– Мне очень нравится твое «мы».

– Не цепляйся к словам. Вот о чем я подумал. «Светскую жизнь» мы похерим. Кольцов удивился, что мы вообще эту рубрику завели. И он прав.

– А о чем я тебе сто раз говорил? – не сдержался Лозовский. – Таблоид, таблоид! Минус двенадцать тысяч подписчиков – вот твой таблоид!

– А на этом развороте в каждом номере будем давать очерки «Кто есть кто в российском бизнесе», – как бы не услышав его, продолжал Попов.