На письме стояла резолюция председателя Гостелерадио:

«Разрешаю увеличить объем фильма до пяти частей».

И приписка:

«С оплатой авторского гонорара по ставкам короткометражного кино».

Толкачев смотрел на приписку, мучительно трудно постигая заключенный в ней смысл.

– Знаешь, как это называется? – пришел ему на помощь Лозовский. – Пошли по шерсть, вернулись стрижеными. Ты не просил его не мыслить шаблонно?

Толкачев злобно промолчал, а на другой день улетел в Будапешт, где шел фестиваль спортивных фильмов, в конкурсной программе которого была его короткометражка про фигуристов. Съемочная группа вылетела на БАМ без него. В Тынду она прилетела девятого мая, а торжественный поезд по «дороге века» прошел восьмого мая. Чему Лозовский мысленно поаплодировал. Рассудив, что теперь ему незачем торопиться с поездкой, он сдал в кассу авиабилет и ушел в телефонное подполье.

Весна в тот год была ранняя, дружная. Зеленым дымом затянуло березы, вспыхнули тюльпаны, на Москву опускались синие вечера. После бурных совещаний в ЦК с пожилой девушкой Ирой и мельтешни на телевидении Лозовский предавался творческому безделью, обдумывая будущую книгу. Сознание того, что эти дни он как бы украл и они вот-вот кончатся, сообщало его времяпрепровождению сладость запретного плода.

Незаметно прошла неделя. Толкачев все еще стяжал свои мелкие лавры в венгерской столице, съемочная группа сидела в Тынде и абсолютно ничего не делала. Присутствие там Лозовского ничего бы не изменило, потому что ни один оператор даже камеру не расчехлит без приказа режиссера, а уж снимать по указаниям сценариста – такого даже допустить было нельзя. Это помогало Лозовскому успокоить свою совесть, с которой он давно уже научился находить общий язык. На телефонные звонки квартирная хозяйка отвечала, что он в командировке. А когда ему самому случалось оказаться у трезвонящего телефона, он брал трубку и говорил замогильным голосом: «Здравствуйте. Вы набрали номер такой-то. К сожалению, сейчас никто не сможет с вами побеседовать. Оставьте свое сообщение после щелчка». Потом щелкал ногтем по мембране и слушал. В то время автоответчики были редкостью, и кто там знал, после щелчка или после гудка полагается говорить.

Но кое-кто знал.

– Хватит валять дурака, Лозовский! Почему вы в Москве? – услышал он однажды голос заведующей сценарным отделом творческого объединения «Экран» и с опустившимся сердцем понял, что расплата за упоительное творческое безделье не заставила себя ждать. – Предупреждаю, мы расторгнем договор с вами и найдем другого сценариста!

Между «расторгнем» и «расторгли» была небольшая щель, но Лозовский не рассчитывал в нее влезть. Заглушая стыд за то, что так глупо попался, и досаду, что уплыла работа, которая могла принести хоть и маленькие, но все-таки деньги, он разозлился на себя, тут же убедил себя, что не очень-то и хотел, и ответил с бесшабашностью человека, которому нечего терять:

– Это невозможно! Это совершенно исключено!

После чего уселся в кресло и водрузил ноги на письменный стол, чтобы в удобном положении провести этот разговор с предрешенным финалом, в котором выяснится, что вся его суетня была напрасной, и единственный гонорар за нее – те полторы недели сладостного безделья, которые он уже прожил.

– Вот как? – холодно поинтересовалась вобла. – Почему?

– По двум причинам, – с готовностью разъяснил Лозовский. -

Во-первых, никакого договора со мной вы еще не заключили.

– Он лежит передо мной со всеми визами.

– Во-вторых, где вы найдете дурака, который будет делать полнометражный фильм, а получать как за короткометражку?

– Найдем, – успокоила его вобла.