– Меняет дело, – уважительно оценил Лозовский. Пять частей по пятьсот рублей, высшей ставке за короткометражку, давали две с половиной тысячи. Пять частей по пятьсот рублей, низшей ставке за полнометражный фильм, давали те же две с половиной тысячи. – Кто это предложил?

– Главный редактор.

– Мысленно аплодирую. Он на комсомоле не работал?

– Понятия не имею. Почему вы спрашиваете?

– Умеет решать вопросы.

– Послушайте, Лозовский, почему вы все время ерничаете? – довольно миролюбиво поинтересовалась вобла.

– А как же иначе? – искренне удивился он. – «Ты на подвиг зовешь, комсомольский билет». Если к этому относиться серьезно, можно запросто загреметь в психушку.

– А почему я не ерничаю и не загремела в психушку?

– Это интересный вопрос. А вы уверены, что не загремели? У вас не бывает ощущения, что вы уже давно в психушке?

– Лозовский, вы диссидент, – констатировала вобла с сочувствием, даже как-то по-матерински.

– Спасибо за комплимент. Но вы слишком хорошо обо мне думаете.

– Не понимаю, почему я имею с вами дело. Решительно не понимаю.

– Чего же тут непонятного? Потому что я высокий, талантливый и красивый. Признайтесь, что я вам нравлюсь.

– Да вы просто наглец! – изумилась вобла. – Кто вам сказал, что вы красивый?

– А нет? – огорчился он. – Но согласитесь, что во мне что-то есть. А наглостью я прикрываю свою нежную ранимую душу. Вы не хотите меня усыновить?

– Странный вы человек, Лозовский. Очень странный. Откуда в вас эта неприкаянность? У меня такое ощущение, что вам скучно жить. Поэтому у вас даже вид сонный. И вы развлекаете себя подручными способами. По-моему, вы патологически асоциальный тип.

– Золотые ваши слова. Да, мне иногда скучно жить, – сокрушенно признался Лозовский. – Как подумаю про БАМ, так хоть в петлю.

– И зря, – наставительно сказала вобла. – Зря. Не презирайте жизнь. Жизнь умнее нас. И вот что я вам скажу. Летите на БАМ, постарайтесь понять, чем живут эти прекрасные ребята и девушки. Что заставляет их пропадать в тайге и строить эту дорогу века, которая на ... никому не нужна.

Лозовскому показалось, что он ослышался.

– Как?! Вы сказали...

– Да, это я и сказала.

– Но позвольте! Их на подвиг зовет комсомольский билет! А вы говорите...

– Никому, кроме них, – прервала она. – Если вы поймете их, то, может быть, поймете себя. Все, закончили. Жду вашу телеграмму из Тынды. Иначе ваш договор полетит в мусорную корзину.

– Убедили, – вздохнул он. – Я привезу вам с БАМа кусочек рельса. Вы в самом деле не хотите меня усыновить?

– Идите к черту! – со смешком сказала она и бросила трубку.

На следующее утро он был в Домодедове. И при первом же взгляде на потную злую толпу, спрессованную возле авиакасс, понял, что ему тоже придется попотеть, если он хочет оказаться в Тынде. А этого он уже, пожалуй, хотел. Не только потому, что работа над фильмом о славных делах Ленинского комсомола обрела финансовую привлекательность. Чем-то задели его слова воблы.

Лозовский скептически относился к прописям типа «Жизнь умнее нас», но в то же время понимал, что жизнь действительно умнее нас, она содержит в себе все ответы на все вопросы. И потому, сочувственно относясь к диссидентам, среди которых было немало его приятелей, уклонялся от участия в их ожесточенных, подогретых водчонкой, спорах на кухнях и в кочегарках.