|
.. А за ней вас... Вас, - повторил он, сверля глазами Жюстину. - То, что вы видели, - только цветочки, я обещаю вам другие пытки, слишком уж вас хвалили, чтобы с вами церемониться. - Увидев помытую Евлалию, этот монстр сластолюбия, этот выродок, строго сказал: - Пусть девочка исповедуется, пусть приготовится к смерти. Несчастную подвели к аббату, который уже успел облачиться в стихарь; он взял распятие и внимательно выслушал невинные признания, вручив свой фаллос заботам Дюбуа и поглаживая ей задницу свободной рукой. - Ах, святой отец! - с чувством произнесла девочка в заключение. - Вы видите, как чиста моя совесть, заступитесь же за меня, заклинаю вас: я не заслужила смерти. Но эти слова, вышедшие из самых нежных, самых правдивых уст на свете, эти трогательные слова, которые могли бы разжалобить даже тигров, еще сильнее распалили чудовищное воображение епископа. Сам исповедник отвел почти бесчувственную Евлалию на ужасный эшафот, где должна была закатиться ее звезда. Ее уложили на роковую доску, епископ вставил член в ее задний проход. Дюбуа порола его розгами, а аббат, даже не сняв с себя стихарь, содомировал Жюстину перед эшафотом. Палач взял в руки смертоносный шнурок. - Не спешите, монсеньер, не спешите! - подсказывал мерзкий проповедник. - Дайте ей почувствовать, что такое смерть; чем дольше будут длиться се муки, тем приятнее вы кончите. Прелат пришел в неистовство; самые ужасные проклятия слетали с его пенящихся губ, безумие охватилo все его чувства; пружина сработала, но с такой вкрадчивой мягкостью, что красивая головка мучительно медленно отделилась от тела и скатилась вместе с кровавыми ручьями в предназначенную для нее емкость. О непостижимый предел ужаса и жестокости! Осталось безголовое туловище, но бессердечный епископ, возбудившись еще сильнее, продолжал содомировать окровавленный труп. И он все-таки излил свою сперму - самый мерзкий из смертных: он все еще пытался обнаружить жизнь в теле, из которого только что вырвал ее. - Ну что, друзья, - бодро сказал он, извлекая свой гнусный фаллос из безжизненного тела, - я готов продолжать, как будто и не кончил. Приготовьте теперь Жюстину. - О монсеньер, - перебила его Дюбуа, - такая казнь слишком милосердна для нее, неужели вы не можете придумать что-нибудь пострашнее? Мне кажется, если бы у вас была неограниченная власть, вы нашли бы этот способ умерщвления чересчур мягким для отъявленных негодяев, а Жюстина как раз принадлежит к их числу, следовательно, давайте найдем кое-что поинтереснее. - Разумеется, - ответил епископ, - хоть я и сам большой злодей, не буду скрывать от вас, что хотел бы сделать государственную казнь более мучительной и впечатляющей. Причина здесь довольно проста... - Он сошел с помоста и прилег на софу. - Давайте порассуждаем немного на эту тему, пока я прихожу в себя. |
