|
.. Чистое безумие. – Они не были безумны, – ответила Шойшал. – Они просто были другие, не такие, как мы. В свою очередь, они бы нашли нас очень странными. Кроме того, то была заря человечества. Я уже довольно долго слушаю твои рассуждения, Трокерн, и не могу сказать, что нахожу их хоть сколько-нибудь интересными. Теперь послушай, что хочу сказать я. Мы здесь благодаря невероятной удаче. Забудем про Руку Бога, о которой так любят вспоминать гелликонцы. Это просто везение. Я не говорю о той удаче, благодаря которой нескольким людям удалось пережить ядерную зиму – хотя и это счастье. Я имею в виду, что удачей можно назвать ряд космических превращений, через которые прошла Земля. Подумайте о маленьких заводах-растениях, которые наполнили кислородом атмосферу, прежде непригодную для дыхания. Вспомните случай, благодаря которому у рыбы возник позвоночник. Вспомните случай, позволивший млекопитающим сформировать плаценту – нечто, во много раз более удивительное, чем яйцо, хотя и яйцо для своего времени было великим достижением. Подумайте о бомбардировке Земли метеоритами, в результате чего климат изменился так резко, что динозавры погибли, а млекопитающие получили свой шанс. Я могла бы продолжать. – Тебе всегда есть что сказать, – подала голос ее сестра, почти восхищенно. – Наши старые юные предки ужасно боялись катастроф. Они боялись жить, полагаясь на удачу. Отсюда боги, и заборы, и супружество, и ядерное оружие, и все остальное. Не одержимость собственничеством, а обычный страх перед случаем. Постепенно охвативший всех. И они сами претворяют свои страхи в жизнь. – Логично. Да. Я соглашусь, если только ты готова признать, что собственничество – один из симптомов этого страха перед случаем. – Хорошо, Трокерн, раз ты так легко со всем соглашаешься, я скажу несколько слов и о сексе. Они снова рассмеялись. За окном вперевалку, неуклюже продолжал свое странствие кочевой поселок, приводимый в движение потоками эгоства, излучаемого белыми многогранниками. Эрмин положила руку на плечо сестры и погладила ее по волосам. – Вот ты говорил, что один человек стремится обладать другим; как я догадываюсь, ты имеешь в виду прежний институт брака, который, возможно, был устроен подобным образом. И тем не менее супружество до сих пор кажется мне довольно романтичным. – Романтичными кажутся многие убогие вещи, если смотреть на них через годы, – сказала Шойшал. – И когда глаза застилает дымка... Но супружество – отличный пример любви как политического акта. Здесь любовь просто притворство или в лучшем случае иллюзия. – Я не понимаю, о чем ты. Ведь мужчины и женщины не обязательно должны были вступать в брак, верно? – В основном браки заключали на добровольной основе, но существовало и давление общества, принуждающее вступать в брак. Иногда моральное давление, иногда экономическое. Мужчине нужен был кто-то, кто делал бы для него домашнюю работу и с кем можно было бы заниматься сексом. Женщинам нужен был кто-то, кто зарабатывал бы для нее деньги. Таким образом они объединяли свои способности. – Какой ужас! – Прочее же – романтические позы, – продолжала Шойшал, явно наслаждаясь собой. – А как же страсть, как же любовные песни, сладкая музыка, литература, которую так чтили, самоубийства, слезы, клятвы – все публичное действо ухаживания, все приманки для ловушек, которые люди сами расставляли и в которые сами же попадались? – Как ужасно это у тебя звучит! – Ох, Эрмин, на самом деле все обстояло гораздо хуже, уверяю тебя. |
