Он сделал героическую попытку и смог вклиниться в
эмоциональное выступление Февронии и ее очаровательного сыночка.
— Так бы сразу и сказали, что цыц, — напоследок выпалил Студнеслав и заискивающим взглядом уставился снизу вверх на Солнцевского.
— Говорим ясно, четко и, главное, по очереди, — рявкнул Илюха, напрочь игнорируя княжеский статус арестованных. — На Агриппину вы
покушались?
— Нет! — чересчур скоропалительно выпалила Феврония
— А если подумать?
— Все равно нет, — поддержал мамашу сынок.
— Тогда кто?
— Старко.
— Гордон.
И на этот раз у парочки из Халявца не было единой позиции, но направление их мыслей прослеживалось очень четко. Солнцевский поморщился,
как от сильной зубной боли, и продолжил допрос:
— Есть доказательства их вины?
— Конечно! Мы же не виноваты. Сусанна с Галицким тоже, стало быть, кроме них некому.
При этих словах у Илюхи и впрямь заныл правый верхний зуб мудрости. Провинциальная парочка явно действовала ему на нервы. Солнцевский
вздохнул, нахмурился и нацепил на себя самую страшную гримасу, на которую только был способен. Благодаря многочисленным тренировкам
физиономия получилась и вправду ужасная, свирепая, кошмарная (можно употребить еще с десяток эпитетов в том же ключе). Еще в лихие
девяностые, на исторической родине, эта самая гримаса не раз позволяла Илюхе разрулить сложную ситуацию без мордобития и уж тем более без
стрельбы. Оппоненты при виде такого монстра впадали либо в ступор, либо в истерику. И тот, и другой вариант напрочь отметал возможность
активного сопротивления.
— А ну признавайтесь во всем! — отработанным гортанным рыком выдал Солнцевский и добавил к выбранному имиджу улыбку голодного людоеда.
Арестованные тут же брякнулись на пол и, перебивая друг друга, принялись каяться во всех преступлениях, что успели насовершать со дня
прибытия в столицу.
— Ложки серебряные украла, повар, раззява, на столе оставил, а я их в рукав сунула.
— Бумаги налоговые подделал, чтобы дань с Малого Халявца Берендею не платить.
— На мясном рынке сказала, чтобы за расчетом приходил к княжескому казначею, что, мол, мы у Берендея на полном содержании.
— А я, то же самое сказал в хлебном ряду.
— А я еще и в суконном.
— В кабаке давеча обедали, кучу всякой снеди перепробовали, а потом сделали вид, что в расстегае таракан. Ну мы, конечно, поскандалили и
ничего не заплатили.
— А еще пригрозили пожаловаться Берендею и получили право столоваться там бесплатно месяц…
На третьем десятке озвученных «подвигов» Илюхе стало откровенно скучно. То есть состав преступления, конечно, налицо: мелкие кражи, такое
же мелкое мошенничество, подделка документов и все прочее в том же духе. По совокупности лет пять можно впаять с легкой совестью, но вот о
покушении на Агриппину ни слова. При этом каялись халявщики так самозабвенно, так увлеченно, что поверить в то, что за потоком мелких
правонарушений скрывается серьезное преступление, было сложно. Однако еще один невыясненный момент оставался, и именно к нему и перешел
Солнцевский, решительно остановив поток признаний.
— Сейчас зачем сюда приперлись?
— Так в завещание одним глазком взглянуть! — радостно признался Студнеслав.
Его слова тут же вызвали некоторое волнение среди попритихших доселе слушателей. Берендей чуть заметно подался вперед, Севастьян положил
руку на рукоять кинжала, а Сусанна просто сжала кулаки. |