Шуба царская, та доха, вся расшитая мизгирем…

Завернись в собачьи меха. Выпей. Завтра с тобой помрем.

А сегодня напьемся мы, помянем хоромную хмарь.

Мономахову шапку тьмы ты напяль по на брови, царь.

Выйдем в сутолочь из чепка. Святый Боже, – огни, огни…

Камня стон. Скелета рука. Царь, зипунчик свой распахни

Да навстречу – мордам, мехам, толстым рылам – в бисере – жир…

Царь, гляди, я песню – продам. Мой атлас протерся до дыр.

Царь, гляди, – я шапку кладу, будто голову, что срубил,

В ноги, в снег!.. – и не грош – звезду мне швырнет, кто меня любил.

Буду горло гордое драть. На морозе – пьянее крик!..

Будут деньги в шапку кидать. На стопарь соберем, старик.

Эх, не плачь, – стынет слез алмаз на чугунном колотуне!..

Я спою еще много раз о твоей короне в огне.

О сверкании царских риз, о наложницах – без числа…

Ты от ветра, дед, запахнись. Жизнь ладьей в метель уплыла.

И кто нищ теперь, кто богат – все в ушанку мне грош – кидай!..

Пьяный царь мой, Господень сад. Завьюженный по горло Рай.

* * *

– Приидет Царствие Мое.

Приидет Царствие Мое.

Вы долго ждали, бедняки –

Приидет Царствие Мое.

– Царь Голод высох тьмой доски.

Царь Холод сжег мои виски.

Царь Ветер плачет от тоски.

Приидет Царствие Твое.

– Пропой же мне последний стих,

Пропойца с пламенем седых

Волос, – что плачешь ты, затих?

До дна ты выпил Бытие?..

– Блаженны нищие духом, ибо их…

Блаженны плачущие, ибо их…

Последний Дух, и вдох, и дых:

Приидет Царствие Твое.

… И так они стояли – так

Стоят на рынке мясники,

А снег в крови, в снегу резак, –

Стоят и плачут от тоски.

В снегу – замызганный пятак:

Огонь – на резкой белизне.

Друг против друга – вечно: как

Враги на ледяной Войне.

И весь в слезах стоит Христос.

И я стою – лицо в слезах.

А мир, бедняк, ослеп от слез.

Огонь, огонь – в его глазах.

ПОХОРОНЫ КАБАЦКИЕ

На столе он лежал, седовласый, мертвый Кит, изрыгнувший Иону.

Ты родился в шелках и атласах – умираешь ты в яме спаленной.

Ах, какие шакалы и шавки истерзали тебя, опростали!..

Родился побегушником в лавке – умираешь царем в горностаях.

Разволосая баба, халдушка, тебе ноги босые омыла.

Из охвостьев старьевных – подушка, и щека почернела, как мыло,

Боже, мыло стиральное – в бане, мыло черное, торфа чернее…

Сабля смерти – кривыми губами да взасос!.. – обвенчаешься с нею.

Сало было – омылилось мыло. Был мускат – а шибает мочою.

Смерть – то розвальни, полоз остылый, и кабатчик кабан со свечою.

Все мы хамы и все фараоны. Хлещут бубны, литавры, тимпаны.

Спит, холодный, немой, изумленный, средь живых, жарких, бешеных, пьяных.

Из лохани бомжиха напьется – ах, хрусталь вода, грязные лытки.

Все мы ратники, все смертоносцы. Жизнь колядуем – с миру по пытке.

Ты лежишь… – а кабак сумасшедший весь пылает – хайлом и чалмою,

Весь рыдает – о жизни, прошедшей меж тюрьмою, чумой и сумою!

Ударяет тут нищий в тарелки, соль блестит, как тафта, на обшлаге…

Серафимскую песню, безделку, распевают два лысых бродяги!

Как поют! Душу с корнем вынают! Так давно на Руси не пели!

Сабля смерти, пляши, гиль больная, в темляке белохвостой метели…

Уж повыворотили карманы, скидаваясь на гроб тебе красный,

В епанче сволочной – бездыханный, в шабале раболепной – несчастный.