И – топором руби. Штыком коли.

Да буду я лежать в родной пыли.

Будь проклят, бой, жемчужный твой Шанхай.

ЗВЕЗДНЫЙ ХОД ОМУЛЯ

Близ байкальской синей шири, между выжженных камней

Мы одни лежали в мире – много мигов или дней…

Мы стояли, как два кедра! Ветер грозный налетел –

Развернул с корнями недра, переплел нас, как хотел…

И прошли мы путь короткий. А потом настала ночь.

А потом мы сели в лодку и поплыли в море прочь.

Звезды в небесах звенели. И во тьме бездонных вод,

Как сердцебиенье – в теле, начинался звездный ход.

Темная вода мерцала. Стыла медная Луна

И плыла по дну Байкала, как гигантская блесна.

И остроугольной глыбой в черной водяной дали

Шел косяк лучистой рыбы – это звезды тихо шли.

Это звезды плыли к дому – мимо Солнца и планет…

          Вот, Елена, это омуль… – Это звезды, – я в ответ.

Ходом жизни скоротечным звезды шли, чтоб отгореть.

Рыба шла путем извечным – чтоб родить и умереть.

Мы видали рыбьи спины. Мы молчали – что слова?

Звезды вспыхнут и остынут. Только жизнь одна жива.

Только жизнь слепая свята, а идет, так напролом –

В раненой груди солдата, в страшном крике родовом,

И в объятиях, что вроде ветра с вьюгой пополам –

В Омулевом Звездном Ходе, непонятном смертным нам.

ПОСЛЕДНИЙ ТАНЕЦ НАД МЕРТВЫМ ВЕКОМ

Я счастливая. Я танцую с тобой. Ты слышишь, ноги мои легки.

Я танцую с тобой над своей судьбой. Над девчонкой войны – ей велики

Ее валенки, серые утюги. Над теплушкой, где лишь селедка в зубах

У людей, утрамбованных так: ни зги, ни дыханья, а лишь – зловонье и прах.

Над набатом: а колокол спит на дне!.. – а речонка – лед черный – на Северах…

Я танцую с тобой, а ступни – в огне. Ну и пусть горят! Побеждаю страх.

Мы над веком танцуем: бешеный, он истекал слюной… навострял клыки…

А на нежной груди моей – медальон. Там его портрет – не моей руки.

Мне его, мой век, не изобразить. Мне над ним – с тобою – протан цевать:

Захрипеть: успеть!.. Занедужить: пить…

Процедить над телом отца: …твою мать…

Поворот. Поворот. Еще поворот. Еще па. Фуэте. Еще антраша.

Я танцую с тобой – взгляд во взгляд, рот в рот,

как дыханье посмертное – не ды ша.

Так утопленнику дышат, на ребра давя, их ломая – в губы – о зубы – стук.

Подарили мне жизнь – я ее отдала в танцевальный круг, в окольцовье рук.

Мы танцуем над веком, где было все – от Распятья и впрямь, и наоборот,

Где катилось железное колесо по костям – по грудям – по глазам – вперед.

Где сердца лишь кричали: Боже, храни Ты Царя!.. – а глотки: Да здравст ву ет

Комиссар!.. – где жгли животы огни, где огни плевали смертям вослед.

О, чудовищный танец!.. вихрись, кружись. Унесемся далеко. В поля. В снега.

Вот она какая жалкая, жизнь: малой птахой – в твоем кулаке – рука –

Воробьенком, голубкой…

…голубка, да. Пролетела над веком – в синь небесах!.. –

Пока хрусь – под чугун сапогом – слюда наста грязи льда – как стекло в часах…

Мы танцуем, любовь!.. – а железный бал

сколько тел литавр, сколько скрипок дыб,

Сколько лбов, о землю, молясь, избивал барабанами кож, ударял под дых!

Нету времени гаже.