|
Что вы смолкли там, в оркестровой яме?!
А и где наш Царь? я в вальсе Его видала…
Выгнулась лозою – рассмотреть Его улыбку…
Ему б Мономахова шапка пристала,
А носит фуражку с козырьком хлипким!
А усмешка нежная, как у рыбы снулой,
Когда она на рассвете в сетях провисает…
Мне страшно: из за колонны – косое дуло.
И низка жемчуга летит, косая.
И дождь алмазов. И свечи с люстры.
И снег плечей. И поземка кружев
Пылят, бьют, метут – туда, где пусто,
Туда, где жутко, туда, где туже
Стягивается петля на глотке.
О страшный вальс! Прекрати! Задыхаюсь…
У лакея с подноса падает водка.
И хрустальные рюмки звенят: “каюсь!.. каюсь…”
Милый, ты крутишь меня так резко,
Так беспощадно, как деревяшку,
Ты рвешь меня из времени, рыбу с лески,
И рот в крови, и дышать так тяжко.
И крики, ор, визги, стоны!
И валятся тела! и огни стреляют!
И Царь мой, Царь мой срывает погоны!
И я кричу: “Но так не бывает!”
И люстра гаснет, падая в толпу вопящих
Остроконечной, перевернутой пирамидой!
Тот бал – приснился. Этот – настоящий!
И я кричу Царю: ЖИВИ! ДОКОЛЕ НЕ ПРИИДУ!
И я кричу Тебе: СМЕРТЬ! ГДЕ ТВОЕ ЖАЛО!
И покуда мы валимся, крепко обнявшись, в бездну –
Прозреваю: это я – Тебя – на руках держала
У молочных облак груди… в синеве небесной…
ФРЕСКА ШЕСТНАДЦАТАЯ. ПРОЩАЙ, МУЗЫКА
***
Меня не будет никогда. Во грудах шелка – и ковров
Снегов; где хрусткая слюда – меж гулких, грубых сапогов.
Затянет ржою города. Народ – в потопе – жальче крыс.
Но там, где двое обнялись, меня не будет никогда.
Где те швеи, что мне сошьют январский саван белизны?
Меня осудят и убьют – за страшные, в полнеба, сны.
Горбатый странник на земле. Нога от странствия тверда.
Пишу я звездами – во мгле:
"МЕНЯ НЕ БУДЕТ НИКОГДА".
Шуга, торосы на глазах. Меж ребер – тинная вода.
Река мертва. И дикий страх: меня не будет никогда.
Ни Солнце Лоб. Ни Лунный Рот. Ни Млечный, жадный Путь грудей –
Уже ничто не оживет ни Бога для, ни для людей.
Над гробом плача, не спасут, вопя, стеная, дух зари!
И лишь звонарь мой –
Страшный Суд –
Ударит в ребра изнутри.
ТРУБЯЩИЙ АНГЕЛ
И первый Ангел вострубил.
Согнулась – пополам:
Кресты попадали с могил,
Открылся древний срам.
И Ангел вострубил второй,
В рог дунул из льда!
Так смертно хрустнет под стопой
Чугунная звезда.
Звезда из дегтя и смолы.
Из мертвых птичьих лап.
И кровью залиты столы
В виду ревущих баб.
И брошен нож близ пирога
Из сажи и золы.
Зима избита и нага.
И шуба – без полы.
И третий Ангел вострубил!
Кроваво красный плащ
Нас, погорельцев, ослепил,
Пылающ и дрожащ!
И он к устам поднес трубу,
Как будто целовал
Лицо отца зимой в гробу
И Бога призывал.
Четвертый Ангел вострубил –
Посыпались отвес,
Кто жил, горел, страдал, любил,
С разверзшихся небес!
С небес, разрезанных ножом
И проткнутых копьем. |