Изменить размер шрифта - +
Ожили прежние опасения, смутная тревога. До чего дойдет мать в стремлении обрести желаемое? И что, собственно, значит «любой ценой»? Не способна ли она действительно на все? То, что он за этим видел, вызывало у него страх и отвращение. Он представил хорошенькую, кокетливую Клер среди немытой, плохо выбритой солдатни. Просто так, за красивые глазки, никто для нее ничего не сделает. Разумеется, она не может этого не знать и тем не менее идет на риск. Жюльен готов был оттолкнуть руки, которые собирались его обнять. Порыв матери вдруг стал ему отвратителен. «Ступай! — чуть не зарычал он. — Иди путайся с военными, ведь ты этого хочешь! Пока я торчал вансионе, ты успела пристраститься к легкой жизни!»

Он отстранился, и Клер не пыталась его удерживать. Между ними опять выросла стена, заставившая их до вечера хранить молчание.

На утро следующего дня Клер ушла, положив в чемодан несколько крутых яиц и бутылку холодного кофе. «До Морфона дойду в башмаках, — сказала она, — а туфли возьму с собой, чтобы надеть их в городе. Когда прилично выглядишь, с тобой и разговаривают по-другому».

Если не считать загара, Клер снова превратилась в незнакомку, явившуюся за ним в пансион двумя месяцами раньше, «настоящую парижанку» в лохмотьях, со следами былого изящества. Она не накрасила глаза и не припудрилась, несомненно, приберегая главное оружие для решающей схватки, когда придется обольщать офицера, ответственного за разминирование гражданских объектов. Жюльена обуревало желание отхлестать ее по щекам, сказать, чтобы она не возвращалась, ибо в его воображении одна отвратительная картина сменялась другой. На пороге хижины они поцеловались, но без прежней сердечности.

Жюльен оставался холоден и тверд, как гранит под ледяным дождем. Напоследок мать робко ему улыбнулась, помахала рукой и стала удаляться. «До чего нелепый вид, — мелькнула у него мысль — дамский костюмчик и грубые деревенские башмаки!» Он не отрываясь смотрел ей в спину, спрашивая себя, наберется ли она смелости еще раз обернуться и попрощаться с ним взглядом.

Плотная стена кустарника вскоре скрыла ее из виду, но стук деревянных подметок по каменистой дороге еще долго висел в воздухе.

Подобрав лопату, мальчик отправился в огород. Гнев его целиком перешел в отчаяние, и он изо всех сил сдерживался, чтобы не разрыдаться. В голове роились чудовищные предположения: Клер не вернется, ей надоело ковыряться в земле, захотелось роскоши, праздности; стоит матери попасть в городской водоворот, и она оттуда уже не вырвется, ее закружит вихрь наслаждений. Именно так писали в романах — вихрь наслаждений. Со дня на день будет она откладывать возвращение — сначала на неделю, потом на две, три… забудет о сыне, как уже забывала в прошлом, снова откроет для себя радость нравиться мужчинам, и ей не захочется возвращаться к тяжелой крестьянской жизни. Пройдут годы. Возможно, она пришлет ему несколько писем-распоряжений, будет изредка появляться, но никогда не задержится подольше под предлогом, что у нее остались дела, которые нужно уладить, светские обязательства…

Все утро Жюльен трудился не покладая рук, пока с ладоней не слезла кожа. Иногда он прерывался и смотрел в сторону леса. Хорошо бы проклятый «призрак» соизволил наконец показаться! Английский летчик или выходец с того света Матиас Леурлан — никому бы сейчас не поздоровилось! Ему просто необходимо было выместить на ком-то злобу.

Ближе к полудню, когда мальчик поднял над головой ведро с водой, чтобы освежиться, в роще, всего метрах в тридцати от него, он заметил человека, скрывавшегося за стволами деревьев. На этот раз им овладела ярость: схватив лопату, он бросился в его сторону, не чувствуя, как царапают голую грудь колючие ветки. Быстро настигнув незнакомца, Жюльен прыгнул на него сверху и принялся колотить по спине.

Быстрый переход