Твоя мать ненавидит всех Леурланов — и то правда, она с ними всякого натерпелась, — но помни: ты тоже один из них. Со дня приезда ты сильно изменился — стал похож и на Матиаса, и на Адмирала. Очень скоро она обратит свою ненависть на тебя — ты будешь вызывать у нее слишком много дурных воспоминаний. Собаку она зарезала, чтобы утолить свою жажду крови. Считай, что Цеппелин на время занял твое место: заплатил своей жизнью, чтобы дать тебе отсрочку.
— Заткнись, — оборвал его Жюльен. — Что-то ты не в меру разговорился. Наверное, просто перепил.
— Ничего подобного! — возмутился Рубанок, вытирая ползущий по щеке кровавый ручеек. — Я пришел потому, что мы как-никак были приятели. Я и правда боюсь за тебя, ведь ты стал похож на Матиаса, и она тебе этого не простит. Если бы ты только видел, как ловко она прирезала пса! Она двигалась, как лунатик, словно не понимала, что делает. И теперь ты — ее враг. Не забывай, один из Леурланов сделал ее матерью, и она им этого не простит. Потому-то она и бросила тебя в парижском пансионе на целых пять лет. Ей трудно было вынести, что ты напоминаешь тех двоих… Матиаса и Адмирала. Она пыталась помешать себе совершить убийство. Для твоего же блага она тебя туда отправила.
— Безумие, — пробормотал Жюльен. — Ты бредишь… Солнце расплавило тебе мозги.
— Издевайся, давай, — хмыкнул Рубанок. — Сам знаешь, что я прав. Я почти уверен — она тайно уже появлялась здесь и заманила Адмирала на минное поле. Хотела расчистить место, окончательно порвать с прошлым. А потом привезла тебя, и не для того, чтобы играть в дочки-матери, а чтобы и тебя ликвидировать. По-настоящему свободной она себя почувствует, только когда изведет весь ваш род. Такое уж лежит на ней проклятие! Не знаю, что они ей сделали, но это довело ее до ручки. И последний в роду — ты. Спасай свою шкуру, если не хочешь, чтобы и тебя прирезали, как овцу.
— Я тебе не верю, — заявил Жюльен, поворачиваясь спиной. — Только зря теряю время. Вы, Горжю, лопаетесь от злости, потому что мы справились со всем вдвоем, мать и я.
— Жалкий идиот! — зарычал Рубанок. — Ведь это я подал мысль твоей матери отправиться в город за сапером, чтобы увести ее отсюда, дать тебе возможность вовремя смыться. Пойдем к нам — я спрячу тебя в яслях. Если останешься, она в два счета пустит тебе кровь. Где два, там и третий. Пойми, я пытаюсь тебя выручить, потому что ты мой кореш.
— Врешь ты все! — воскликнул Жюльен. — Ты меня ненавидишь, и я тебя тоже. Ты просто гнусный завистник и хочешь оттяпать нашу землю, но ничего не выйдет. Жалкий лгун!
— А ты — дурак, — вздохнул парень, устав его убеждать. — Сейчас война, одним мертвецом больше, одним меньше — какая разница! Люди сводят друг с другом счеты, вот и ты угодишь в эту мясорубку. Да она в любой момент может тебя убить… потом подбросит труп на минное поле и скажет жандармам, что ты полез туда вопреки ее запрету. Кто усмотрит в этом подвох?
— Убирайся к черту, — сказал Жюльен, направляясь к дому. — И смотри не попадайся мне на глаза, в следующий раз я переломаю тебе хребет.
— Да, теперь я, пожалуй, готов в это поверить. Ты чертовски переменился, стал другим человеком.
Не оборачиваясь, Жюльен вышел из леса. Слова Рубанка искрами вспыхивали в его мозгу, и ему хотелось поскорее от них освободиться. «Теперь ты знаешь, почему мать оставила тебя одного, — нашептывал внутренний голос, — почему не испугалась, что тебя зарежут в ее отсутствие. И нечего тут раздумывать, вот все и объяснилось. А ты, идиот, еще удивлялся ее желанию открыть окна и двери в тот самый момент, когда убийца Цеппелина, возможно, еще бродил поблизости!»
До вечера он простоял возле колодца, рассматривая покрытые мозолями руки, уже ничем не напоминавшие прежние. |