Неисправимую — потому что одно время Саармин слезно умолял руководителей Ассоциации забрать его отсюда, тратя на эти мольбы драгоценные килобайты своих комп-донесений. Но в ответ на его мольбы приходили лишь сухие инструкции о том, что еще интересует Ассоциацию, и однажды бывший «фэн» догадался, что он никогда уже не вернется в свое время. Да и был ли в этом какой-нибудь смысл теперь? Он понял, что — нет, даже если завтра он вновь окажется в середине девяностых годов прошлого столетия, то не будут его интересовать так, как интересовали прежде, вымышленные миры и вымышленные герои. Что-то сломалось в душе Саармина, и причем навсегда… Злобно пыхтя и грязно ругаясь, Артур принялся дезинформировать Ассоциацию. На помощь ему пришло знание фантастических реалий, в том числе и по части автотранспорта. Снабжая своих анонимных хозяев выдумками об экстравагантных экипажах и никогда не существовавших средствах передвижения, Саармин с ехидным любопытством ждал, что из этого выйдет. Однако, к его разочарованию, видимых последствий его подрывной деятельности так и не последовало.

И тогда он ударился в жуткий запой. Окружающий мир перестал его интересовать окончательно, и он перестал выходить из своего коттеджа. Благо, достижения современной цивилизации и счет в банке, который был открыт на его имя Ассоциацией (он предусмотрительно перевел средства с него на другой счет, открытый уже им самим), позволяли влачить безбедное существование в качестве городского отшельника чуть ли не до конца своей жизни.

В редкие периоды просветления Саармин еще пытался что-то изменить в своей судьбе. Так, однажды он вспомнил свое былое увлечение фантастикой и решил сам написать что-нибудь. Многое из того, что было им когда-то прочитано, в этом времени уже безвозвратно забылось или потерялось, а ведь не зря утверждают классики, что новое — это хорошо забытое старое. И Артур стал создавать произведения-компиляты из кусков малоизвестных и чуточку переиначенных фантастических повестей и рассказов — благо, память у него всегда была отличная, ведь однажды за два месяца, проведенных в стройотряде, он на спор выучил целых три главы «Трудно быть богом», и до сих пор способен был целыми абзацами цитировать Стругацких. Он писал на вполне тривиальные темы: о полетах на другие планеты и о путешествиях во времени, о мутантах и о роботах, о пришельцах и о контактах с ними. Одного он почему-то так и не решился описать: того, что случилось с ним. И, скорее всего, потому, что это уже не являлось для него фантастикой…

Опусы Артура Саармина не вызвали ни всплеска поклонения среди пользователей библиотеками Сети, ни критических замечаний со стороны истинных ценителей литературы. Словно камни, брошенные в безбрежный океан, они тонули в Сети один за другим, не оставляя и следа на безмятежной глади общественного сознания, и с каждым броском этих бесполезных камней все тяжелее становилось на душе у человека, превратившегося в заложника предмета своего увлечения…

Когда уже звучал заключительный длинный пассаж «Калифорнии», компом сообщил, убавив громкость музыки, что в дверь коттеджа стучит какой-то мужчина, и спина Саармина, несмотря на хмель, тут же покрылась липким потом: музыка могла вызвать ненужные подозрения у того, кому было известно, что эта композиция была написана около семидесяти лет назад, а Артур по-прежнему опасался, что его могут разоблачить как шпиона по отношению к этому миру.

От волнения он забыл про компома, и, вместо того, чтобы приказать включить наружные камеры обзора, направился к входной двери.

— Опасно, хозяин, — предупредил компом.