Николай переоделся в костюм и сел писать. Через пол часа за окном раздался гудок машины.

Спустя несколько минут, журналист садился в новенький «седан» редактора. Но прежде чем Никольский, поздоровавшись рукопожатием, нажал на педаль газа, Николай наклонился к шефу и тихо произнёс:

— Минутку, Семён Иванович. Не очень пристально посмотрите направо и отвернитесь. На той стороне стоит мужчина.

— Так, вижу, и что?

— Теперь поехали, а я буду говорить.

— Понял.

Седан сорвался с места.

Наблюдатель с другой стороны улицы поднял к уху рацию, докладывая ситуацию и номер удаляющегося автомобиля иностранной марки.

Самолётов говорил:

— Семён Иванович, за мною установлено жёсткое наблюдение. Мне кажется, что лучше будет, если я оторвусь на несколько дней в командировку. Тем более что повод для этого есть. Давайте свернём здесь направо и станем на минутку. За нами никого нет. Я дам вам кое-что почитать.

Машина стала. Самолётов протянул редактору листки, написанные Машей с некоторыми правками Николая и фотографии.

— Так это же ещё одна сенсация! — чуть не закричал Никольский. — Как ты их откапываешь? Ты весь из сенсаций.

— Дело не во мне, — заметил Николай, — важно другое — начинается хорошее дело. Мы можем, наконец, обратить внимание общественности на то, что можно и нужно делать с детьми.

— Ах, — отмахнулся редактор, — что ты мне всё политграмоту в уши суёшь? Это я и без тебя понимаю. Говорю тебе, как журналист, а ты мне, как политик. Но в отношении тебя ты, пожалуй, прав. Что-то прицепились к тебе. Подготовим материал, и дуй в эту страну детей. Сделай о них хороший репортаж.

— Можно, я дуну сейчас же? Боюсь, что в редакции меня найдут и потянут на беседы и так далее.

— Есть резон, — согласился редактор. — Хочешь тут выйти? Или куда подвезти?

— Думаю, что здесь лучше. Вашу машину, скорее всего уже поджидают. А если майор спросит обо мне…

— Ну, не учи учёного, Николай! — опять возмутился Никольский. — Я, брат, главный редактор не только потому, что писать умею, тут у нас мастеров хватает, но и потому, а это, запомни, главное, что умею руководить и знаю, когда и что сказать. Так что давай топай, и удачи тебе!

Седан рванулся вперёд. Николай побрёл по улице, но через минуту запел мобильный телефон. Женский голос спросил:

— Ты придёшь?

— Да, конечно, — прозвучало в ответ. — Лечу, радость моя, как на крыльях.

Папа, которого звали так все подчинённые ему люди по семейной мафии, продолжал сидеть посреди ночи, посреди Москвы, в мягком кресле своего кабинета на восемнадцатом этаже, раздражаясь всё больше и больше.

Да он был родным отцом для своих людей, которым раздавал деньги и подарки направо и налево, лишь бы они считали его своим папой и не готовили всякие предательские бяки. Понятно, что себе он оставлял львиную долю от каждой удачной махинации, называемой предпочтительно операцией или сделкой. Но отцом его называли лишь действительные дети (два сына — круглых дурака в вопросах бизнеса. Не хотели учиться оболтусы, правда, как и их отец). А мафия поголовно звала папой. Сотрудники по государственной части называли по имени отчеству, как и полагается.

Папа морщил лоб в напряжённом ожидании. Время шло, а результатов не было. Что там происходит на квартире журналиста? Задание было простое: войти, вежливо поговорить, посадить в машину и вот он тут? Войти вошли, о чём сообщили. Но нет самого объекта. Где он шляется, чёрт?

Папа перекрестился на тот случай, если черти на самом деле есть.