Телефон замолчал, и Пендергаст убрал его в карман. Солнце ушло за горизонт, оставив после себя сияние чистейшего коричного света. Констанс вернулась на свое место. Пендергаст не пытался скрыть от нее конец разговора.

Она допила аперитив и поставила бокал на стеклянный столик.

— Ты кого-то потерял, — сказала она.

— Боюсь, это слишком мягко сказано. Один человек, действуя по моим инструкциям, подвергся пытке и был убит.

Констанс не ответила на это. Она просто взяла его за руку, и они молча сидели, пока медленно гас дневной свет.

— Каким он был? — спросила она наконец.

— Он был смелым человеком и умер, исполняя свой долг. — На лице Пендергаста мелькнуло мрачное выражение. — Более высокой цены никто не может предложить.

Немного помолчав, он сказал:

— Хочу тебя предупредить: эта новость не просто трагическая. Оно может означать, что нам тоже грозит серьезная опасность.

— Да? — Выражение лица Констанс не изменилось. — В таком случае нам лучше поторопиться.

— С чем?

— С обедом. Я умираю с голода.

Они встали — Пендергаст легонько обнял Констанс за талию, отчасти ласково, отчасти покровительственно, — спустились по ступенькам крыльца и направились к ресторанам на Каптива-драйв.

39

— Это здесь, — сказал Смитбек.

Флако свернул с федерального шоссе № 41 на Келлог-стрит. Посмотрев вдоль улицы, Смитбек немного расслабился. Все было так, как он и помнил: Келлог принадлежала к тем улицам, дома на которых, прежде большие частные резиденции, были переделаны под юридические фирмы, врачебные кабинеты, симпатичные офисные здания со стильными деревянными табличками, сообщающими названия компаний и фирм.

Он мрачно отметил, что они находятся всего в нескольких шагах от мемориальной больницы имени Ли.

Смитбек вложил все, что у него было — тело и душу, — в то, чтобы этот момент настал, тщательно продумав свои действия. Он предложил переделать несколько страниц рукописи, чтобы внешний вид был получше. Попросил расческу, чтобы хоть немного привести в порядок волосы. Делал все, что приходило ему в голову, чтобы Флако — который по возвращении Карлоса явно начал сомневаться — продолжал мечтать о богатствах Голливуда, а не думал о ярости Бахвала. Пришла ночь, медленно ползли часы, волнение Смитбека все нарастало. А что, если Флако струсит? Что, если Карлос никуда не уйдет? Каждый час приближал обещанное возвращение Бахвала. «Я вернусь и сломаю тебя».

Когда Флако молча принес ему завтрак, Смитбек прибег даже к такому ходу: стал требовать часть воображаемых прибылей.

— Слушай, — сказал он, — если Эль-Асеро и в самом деле станет хитом, — ну, франшиза там, понимаешь? — я думаю, нам надо теперь же договориться о том, какой у меня будет процент. Я ведь знакомлю тебя с Биллом, верно? Обычно агент получает пятнадцать процентов. Но я не хочу жадничать, я возьму десять, может, двенадцать, — мы поговорим об этом потом, когда вернемся сюда.

Флако бросил на матрас тарелку с тортильей и бобами, развернулся и вышел, не сказав ни слова. Смитбек не знал, зацепили ли молодого бандита разговоры о богатстве и о его собственной готовности вернуться в пленение на стокгольмский манер. Он даже не был уверен, понял ли его Флако.

Следующие два часа были самыми долгими в его жизни.

Потом дверь камеры неожиданно открылась. На пороге стоял Флако.

— Выходим сейчас, — сказал он.

— Но моя одежда, лицо…

— Это в машине. Карлос вернется к полудню. И никаких денег ты ни хрена не получишь.