Он хотел, чтобы они еще раз во всех подробностях рассказали о моделях течения. Лэм пустился в новые невразумительные объяснения теории хаоса и воображаемого пространства, но все это сводилось к тому же: nada. Данные, полученные после сброса буйков, были великолепны, все прошло без сучка без задоринки, но попытки создания какой-то модели по этим данным приводили к полной бессмыслице. Они уже заплатили за использование суперкомпьютера более десяти тысяч долларов, но показать так ничего и не могли.

— Вот к чему мы пришли, — закончил Лэм, разводя руками, поскольку последний анализ течений на этом заканчивался, паутина линий воображаемых плавучих ботинок приводила из ниоткуда в никуда. — Если только вы не хотите применить этот одиннадцатиразмерный матричный аттрактор Рамануджана, по которому вы большой специалист.

Наступило молчание. Пендергаст ничего не сказал, по его бледному лицу невозможно было что-либо прочесть. Казалось, он немного нервничал, даже был насторожен. Его глаза, всегда занятые даже во время расслабления, ни на мгновение не приостанавливали своего движения. Его внимание привлек шум проезжающих машин. Один или два раза он проверил свой телефон — прежде Гладстон никогда такого за ним не замечала. Наконец она откашлялась и сказала:

— Теперь вы понимаете, почему мы просили вас приехать.

— Я в любом случае собирался сюда. Есть одно дело, довольно серьезное дело, к которому мы должны приготовиться.

Гладстон словно не слышала его:

— Все, что вам нужно знать, здесь, на экране. Добавить к этому нечего. Мы испробовали все возможные варианты. Лэм работал без устали, использовал такие виды анализа, о которых я даже не подозревала, пытался заставить линии дрейфа подчиниться. Но они просто не слушались. — Она помолчала. — Мне жаль, что вы впустую потратили деньги.

Пендергаст на мгновение задумался. Наконец его серебристые глаза обратились к ней:

— Неудача всегда полезна.

— Хорошая мысль. Но лично я думаю, что неудача — отстой.

Гладстон села в свое кресло и постаралась устроиться поудобнее. После стольких часов работы сделать это было нелегко.

— Вопрос, который задает неудача, — продолжил Пендергаст, — звучит так: что мы не знаем о том, чего мы не знаем?

— Ничего себе, — сказал Лэм. — Глубоко.

Гладстон пришлось на мгновение задуматься над этим.

— Как мы можем узнать то, чего мы не знаем? Мы ввели все возможные факторы и все равно получаем чепуху.

— Разве что вы ввели не все факторы. Есть один фактор, который вы не ввели, — тот фактор, который объясняет это явление. Потому что объяснение непременно должно быть. И ключ в том, чтобы найти этот фактор.

Она не винила этого человека за то, что он недоволен бессмысленной тратой денег, но теперь он заговорил, как Дон Кихот.

— Мы ломали над этим голову, честно вам скажу. Мы составляли модели для всех имеющихся метеорологических данных. Учли все, что может влиять на течение в этой модели, даже погодные явления строго ограниченной локации — изолированные ветра и грозовые дожди, например.

— А метеорологи могли что-нибудь пропустить?

Гладстон покачала головой:

— Это исключено. У них спутники, погодные буйки, сообщения с судов — стоит капле воды упасть в океан, как они об этом узнают.

— Все, что может влиять на течение, вы сказали. — Пендергаст нахмурился и замолчал, что-то обдумывая. — А как насчет наземных явлений?

— Каких именно? — спросила Гладстон.