Изменить размер шрифта - +
Я не опростилась, ты — не поднялся. О чем мы будем говорить через год? О твоей гонорее? А через два — о сифилисе, а через пять — о футболе, а еще через десять — о том, как вы нажрались, тренируя кого-то? Так что давай весело…

— А если я не хочу? — прервал ее Кирилл.

— Праздника? Обойдемся без тебя. А если развода не хочешь, то тебя, как следует из вышеизложенного, никто не спрашивает. Принесут бумаги на дом. Так что предлагаю остаться друзьями. — Она протянула ему ладошку, которая раньше всегда умиляла. Маленькие смуглые пальцы, тонкие в «талии» как будто специально, чтобы кольца носить.

Кирилл дернул жену на себя и прижал к своему телу.

— А если вот так. — Он часто-часто задышал ей в шею, провел пальцами по груди и стал медленно расстегивать пуговицы халата. Она не шевелилась, дышала ровно. — А если вот так? — Он еще теснее прижал Лялю к себе…

Она мягко усмехнулась и прошептала:

— Я не отказываюсь время от времени, но это не повод, чтобы жить вместе.

— Ах так. — Кирилл оттолкнул от себя жену, вытащил из-под стола картонный ящик и, разорвав первую попавшуюся коробку, стал вытряхивать ее содержимое на пол — сыр, консервы, томатный сок… Томатный сок упал неудачно: грохнулся об пол и разбился, обдав Лялю и его самого теплыми алыми брызгами, похожими на кровь. — Небось польское дерьмо? — Кирилл уже не мог остановиться, он разбрасывал продукты, пинал их ногами, бросал что-то в Лялю, а она стояла и с тоскливым видом подсчитывала убытки.

— Мы все равно разведемся, — подытожила она.

— У нас ребенок, — заорал Кирилл, уже едва сдерживаясь. Никогда не думал, что будет вот так перед ней унижаться.

— Нет, милый, это заблуждение — ребенок у меня. А у тебя будет своя жизнь. Прости, но на алименты от меня и от папы ты не заработал. Придется освоить какую-нибудь профессию. Жаль, что у нас нельзя быть проституткой.

Он не сдержался, ударил Лялю по лицу. Несильно, просто хлестнул ладонью, а она заверещала, закричала и вдруг, как дикая тигрица, вцепилась ему в плечо. Когтями. Зубами… Стала рвать мясо. От боли у Кирилла помутился разум. От боли и от того, что она сказала, вгрызаясь в его гладкую матовую кожу.

— Это не твой ребенок, урод. Это не твой ребенок. Ты понимаешь, что у него другой отец? Другой, а ты даже ребенка сделать не можешь…

Убить… Это все, что сейчас можно было сделать. Убить и забыть… Перед глазами возникла белая пелена, потом красная, потом снова белая, руки судорожно сжимались, и совсем не хватало воздуха… Что-то лопнуло в голове, подбросило, понесло…

Он очнулся рядом с Афиной, которая, как на работу, приходила на сеновал. Сам-то Кирилл забредал туда не часто… Только если других вариантов не было. Но она преданно и молча ждала столько, сколько нужно. Он очнулся и посмотрел вокруг мертвыми глазами…

А ранним утром нашли Лялю… А его не нашли… Он был с Афиной… Долго-долго. Он искал свою рубашку с длинными рукавами, хотя потом все равно пришлось надеть спецовку поверх футболки. Никого не обыскивали, никого не допрашивали…

А двадцать лет Афина пользовала его потому, что знала страшную тайну… Никогда и ни в чем она не проявила этого знания в течение двадцати лет. Они были партнерами, они понимали друг друга с полуслова. Но что-то мешало Кириллу наплевать на Глебова и жениться на ней.

И мама — тоже была против. С тех пор она была категорически против Афины.

Двадцать лет она молчала, а потом вдруг засуетилась… Забеспокоилась… И в глазах засквозила жалость, недоумение, непонимание… Почти перед самой смертью Афина предложила Кириллу долю в деле.

Быстрый переход