– Я с тобою. – Копейкин вскочил с расстеленного плаща и подхватил автомат.

Они стремительно прошли к озеру, оттуда по тайной Марусиной тропе до Гром-Камня.

– Что-то вроде шорох там в кустах, – насторожился Копейкин. – Ты покарауль пока, я сбегаю, посмотрю.

Легкой, бестелесной тенью он нырнул в темноту. Из зарослей раздались жесткие удары, хрястнул приклад, и белый от ненависти Копейкин выволок из кустов черную полуголую тушу. Удары нечеловеческой ярости и силы лишь слегка оглушили «миротворца».

– А-а-а-а… – тонко и тихо завыл Макар и ринулся в кусты.

– Не ходи! – коротко приказал Копейкин.

Макар поднял с травы истоптанную и измятую рубаху, вышитую заветным крестом. Маруся! Это она носила подарки Гром-Камню, убогая дурочка сумела вдохнуть жизнь в древнее чудо, и вместе с нею удалилось оно от земли, ушло легко, точно никогда и не носило одежду плоти.

Макар поцеловал выпачканную в земле вышивку и приложил рубаху к груди, словно давал беззвучную клятву.

– Назови свое имя! – приказала Варвара, она хорошо знала английский.

– Зеб Стамп, – прохрипел пленный.

– Зеб стоячий, – с ненавистью пробормотал Копейкин. – Что вы делаете на нашей земле?

– Афроамериканец, – продолжала переводить Варвара. – Осуществляем миссию ООН по поддержанию порядка и законности.

– Законность, говоришь, вот мы тебя сейчас по законам военного времени…

Копейкин перебросил автомат Макару:

– Стреляй, Макар! Пореши гниду!

Но Макар только покачал головой:

– Я не могу стрелять в безоружного…

– Ты что, спятил, Макар? Ведь он твою сеструху не пожалел! Ну, давай сейчас дуэль устроим!

– Дай-ка сюда.

Макар вынул из рук деда Меркулыча искалеченную балалайку и под корень срезал оборванную струну.

– Никогда я этого над зверьем не делал, а теперь, видно, пришла пора. – Он связал из струны петлю и приказал: – Женщины, отойдите на сто метров. А ты, командир, зажми-ка ему рот. А ты сядь на него и прижми покрепче! – кивнул он Крапивникову.

Звериный рев пленного запнулся о прикушенный язык. Потрясенный Крапивников кубарем скатился на землю. Нечленораздельно мыча, Зеб уполз в заросли.

– Я не убил его, – выдохнул Макар, – пусть живет. Пусть у него будет время раскаяться…

После похорон Макар нарисовал на лице полосы зеленоватой и бурой глиной, повадками и раскраской невольно подражая Копейкину.

– Ну, понял наконец, добро должно быть с калашами, – пробурчал Копейкин. – Стой, кто идет? – окликнул он, хотя уже разглядел черный платок «девушки без лица».

– Товарищ командир, я должна сделать признание, – несмело начала она.

– Пойдем, касатка, поговорим…

Они сели на берегу, в стороне от лагеря.

– Так ты и есть Варганова? – не поверил Копейкин. Он несмело, как слепец, коснулся ее лица, и под его пальцами проступили родные черты его друга.