Ноги Пузырева сами собой повели его в буфет. В мозгу совершалась самостоятельная работа без участия сознания и воли: кружка пива — пять минут, бутерброд с селедкой — две минуты. Итого семь минут. Поезд подойдет через одиннадцать минут.

В голове мучительно ворочался вопрос: что за очередной фокус собралась выкинуть Ольга Рославцева?

Буфет по случаю дождя и будней встретил его пустыми столиками. Сиротливость этого обычно людного и веселого заведения особенно подчеркивали три ряда начисто вымытых пивных кружек, переложенных алюминиевыми подносами, возвышающимися на стойке возле грустной буфетчицы.

Завидев Васю, она радостно крутнула ручку, и тяжелая струя ударила в давно уже стоявший под краном граненый сосуд.

— Подожди, смотри, какой быстрый! — пожурила она Пузырева, потянувшегося к кружке. — Пеной не напьешься.

— Спешу, Тося, — буркнул шофер экспедиции.

— Успеешь. — Буфетчица обнажила в улыбке ряд крепких редких зубов. — Женишься — поспешай.

— Владивостокский встречаю, — сказал Вася, сдувая с кружки тягучую пену.

— Опаздывает на полчаса.

— Не врешь? — недоверчиво посмотрел на нее Василий, припадая к пиву.

— Врать мне выгоды нет. Еще одну или две?

Вася, не отрываясь, докончил пиво и только тогда откликнулся:

— Две. И селедочки. Пару бутербродов.

Тося обиженно стала вытирать посуду: Вася явно ее игнорировал, а ей страсть как хотелось расспросить его про суд. Выждав минуту-другую, она не выдержала и, налив еще кружку, подошла к нему.

— Угощаю, — сказала буфетчица, подсаживаясь к столу.

— Я сам кого хошь угощу, — ответил Василий с полным ртом.

— Ишь какой купец гороховый выискался! — Тося поднялась, забирая кружку.

— Садись. А кружечку поставь. — Вася подумал и добавил: — Выпей со мной.

— Не уважаю. Какой срок-то дали? — поспешила с вопросом Тося.

— Пусть только посмеют! — Вася сжал ручку кружки. — Мы до самого товарища Руденко дойдем.

— До какого Руденко? Что в облпотребсоюзе?

— Эх, глухая окраина России! — с интонацией Чижака протянул Вася. — Генеральный Прокурор Союза! Понимать надо!

Тося с уважением посмотрела на Пузырева и понимающе кивнула головой.

— Значит, суд еще не кончился? — осторожно спросила она.

— Может, кончился, может, нет. Разве это важно? — философски заметил Василий. — Обидно, понимаешь, что всякая дрянь на свободе гуляет, а человек… ты усекаешь? Человек! Настоящий человек!.. «Природа-мать, когда б таких людей ты иногда не посылала миру…»

Пузырев забыл, что хотел сказать, махнул рукой и залпом допил кружку.

В буфет зашли два молодых парня в засаленных комбинезонах. Тося с неохотой направилась к прилавку.

После двух кружек мысли в голове Василия обрели острую направленность.

Он вспомнил Рославцеву в модном костюме: брюки, как у морячка, клеш, длинный не то пиджак, не то сюртук с широким поясом и бляхой… Чудно́! А давеча, в первый раз, скромненькая бабеночка, в дешевеньком спортивном костюмчике, как все нормальные девчонки… Хорошо, что сама теперь понимает, что незачем ей было театр устраивать. Отрапортовалась бы, кто есть на самом деле, так встретили бы еще лучше. А там пиши себе на здоровье, свой хлеб с маслом зарабатывай. Нам не жалко.

Может быть, журналистка в Степу Азарова влопалась? По-настоящему? А яд на самом деле умыкнула она… А то с какой стати она бы кричала, что виновата?

Эта идея показалась Василию интересной.