Болезнь женщины позволяла надеяться, что беглецы на некоторое время задержатся в этом пограничном городке.

— И вот что, — сказал Кулл напоследок начальнику стражи, снимая с руки украшенный самоцветами золотой браслет, — запомни: если кто-то станет расспрашивать обо мне — я простой валузийский дворянин. Я странствую со своим товарищем — пиктом. Никто не должен знать о том, кто я на самом деле. Даже правитель города.

Воин уставился на драгоценный браслет, выпучив глаза.

— Конечно… конечно… мой господин. Но как быть с вашими воинами? Вы ведь сказали, что ваша свита укрылась в ближайшем лесу?..

— Из города их не видно. А если какой-нибудь крестьянин, проезжающий через твои ворота, заикнется о моем отряде, найди повод на сутки упрятать его в темницу. Этого времени мне вполне хватит, чтобы разузнать все, что нужно.

— Во имя Валки, — пробормотал начальник стражи. — Вы толкаете меня на преступление. Я, конечно, не думаю, что вы замышляете что-то недостойное, но…

— Не бойся. Если у тебя возникнут неприятности, пошли за мной одного из своих людей. Тогда я загляну к правителю города и улажу любое недоразумение.

Видя, что его слова не слишком-то убедили воина, Кулл решил сменить тактику.

— И вспомни: разве ты не обязан повиноваться приказам своего короля? А ведь я, кажется, показал тебе грамоты, подтверждающие, что я действую от его имени. Разве ты дерзнешь ослушаться королевского указа?..

— Да, вы правы, — покорно согласился воин, не сводя взгляда с драгоценного браслета. Раз Кулл предъявил ему указ короля Зарфхана, то, конечно, он обязан повиноваться. А тогда браслет становится не взяткой, а лишь благодарностью за оказанные услуги…

Кулл не проронил больше не слова. Он лишь наградил улыбкой начальника стражи, выдававшей презрение короля к свойственной человеку привычке убаюкивать совесть в угоду мелочным желаниям и низменным страстям.

Вскоре два всадника — Кулл и его верный спутник пикт — ехали по улицам города, которые постепенно начинали оживать: открывались магазины, торговцы выкатывали на улицу бочки, натягивали тенты, устанавливали прилавки. Гигантская фигура Кулла и темная кожа его спутника, притягивали немало любопытных взглядов. Король Валузии даже пожалел, что взял с собой пикта, а не Далгара или Келкора, которые меньше привлекали бы к себе внимание. Пикты были редкими гостями государств Востока, и появление одного из них, тем более в компании с великаном-атлантом, могло породить множество нежелательных слухов.

Кулл и пикт сняли комнату на скромном постоялом дворе и устроились в зале таверны, расположенной по соседству. Они надеялись, что им удастся услышать или разузнать что-нибудь об интересующих их людях.

День тянулся бесконечно долго. Наступил вечер… Но никто из горожан, заходивших выпить, так и не упомянул о беглецах из Валузии. Осторожные расспросы тоже не принесли никаких результатов. Если Ренар и Лала-ах до сих пор оставались в городе, то они явно не афишировали свое присутствие. А Кулл рассчитывал, что прибытие дворянина с Запада и красавицы, пусть даже она была больна, неминуемо привлечет внимание горожан.

На улице уже начали сгущаться сумерки. Но Кулл все еще не терял надежды. Он решил отправиться побродить по городу и, если его поиски не увенчаются успехом, утром навестить правителя города, а потом потребовать у него найти и выдать преступников. Гордость Кулла не позволяла ему сразу обратиться за помощью, хотя это казалось наиболее логичным и целесообразным. Король Валузии сделал бы именно так, если бы речь шла об обычном преступнике, но Ренар не был таковым. Он задел честь короля, нарушил древние традиции Валузии.