Люди в деревне готовились к празднику невесело, заранее не ожидая от него ничего хорошего. Перед домом жениха стояли накрытые столы. Нарядные девушки шли по одной стороне улицы, юноши — по другой. Пожилые женщины пели тягучие свадебные песни, мужчины наигрывали на свирелях и дудках нехитрые мелодии. Жених и невеста, держась за руки, печально прошествовали вдоль всей деревни и остановились перед белоголовым старцем, склонив головы. Старец положил свои ладони поверх их соединенных рук, негромко проговорил заклинание, после которого они считались мужем и женой, и отошел в сторону. Все это время люди тревожно поглядывали на дальний конец деревни.

И вот на дороге показался человек, одетый в ветхую, клочьями висевшую одежду. На каждом клочке болтался блестящий железный шарик. Звук тихонько постукивавших друг о друга шариков был хорошо слышен в наступившей тишине. Лицо странного человека скрывали пряди волос с вплетенными в них кусочками кожи, разноцветными лоскутками и перьями. Это был деревенский колдун. В одной руке он нес кувшин, в другой — палку. Бормоча и пританцовывая, он подошел к молодым, схватил невесту за руку и вытащил ее на середину улицы.

Конан только теперь смог ее хорошенько рассмотреть. Нежное смуглое лицо, волнистые черные волосы, выбившиеся из-под свадебного убора, красиво очерченный рот, похожий на яркий цветок, и напряженные, но совсем не испуганные глаза.

Колдун, не переставая бормотать, обошел невесту кругом, поливая землю из кувшина — девушка оказалась в круге, очерченном разлитой жидкостью, красной, как кровь. Потом он ударил палкой по кувшину, и черепки разлетелись во все стороны, а сам колдун завертелся перед невестой, завывая и выкрикивая заклинания. Так, вертясь и вскрикивая, он скрылся за поворотом.

Все невольно перевели дух. Даже Конан заметил, что весь обряд простоял почти не дыша.

— О всемогущий Кром, ну и дела! — наконец с облегчением произнес он. — Ну уж теперь-то, я думаю, можно будет вволю повеселиться?

Не успел он договорить, как раздался истошный визг, вой собак, и из-за поворота дороги, ведущей к лесу, выскочил огромный волк. Его красно-бурая шерсть стояла дыбом. Оскаленные клыки и огромные когти сверкали как ножи — и немудрено, ведь они были стальными. Глаза горели нестерпимо-желтым светом, а из пасти вырывался ужасающий рев, от которого кровь леденела в жилах.

Жених, только что взявший за руку невесту, и невеста, поднявшая на него глаза, словно окаменели. И никто в толпе не шевелился — ни женщины, зажавшие от ужаса рты руками, ни мужчины, с луками наготове. Всех как будто держала в плену злая колдовская сила. Только Конан чувствовал, что не окаменел, хотя руки были очень тяжелыми, а ноги никак не хотели отрываться от земли.

Но ощущение поединка, испытанное им утром, взорвалось в нем вспышкой слепой ярости, он испустил рык, не менее страшный, чем рев волка, выхватил меч и бросился на зверя. За спиной его раздался крик, такой же дикий, как и его собственный, и киммериец догадался, что это Зурр-аль-Асар тоже пришел в себя.

Волк повернул огромную оскаленную пасть в их сторону, клыки ощерились еще больше, на землю закапала пена. Но мечи, вонзившиеся в него с двух сторон, заставили его взвыть. Бешено завертевшись в попытке ухватить зубами смертоносную сталь, волк вдруг на глазах стал меняться, и несколько мгновений спустя на земле лежал колдун с мечами, торчащими в груди и боку, а вместо рук и ног у него были волчьи лапы с железными когтями.

Стон ужаса прошел по толпе, люди медленно придвигались поближе, чтобы рассмотреть чудовище, мучившее их столько лет.

Колдун, вредящий не врагам, а своей собственной деревне, должен быть уничтожен вместе со всей семьей. Таков закон. И вот уже мужчины, вооруженные луками и мечами, побежали к его дому, выволокли оттуда дряхлую старуху и тощего мальчишку и потащили в лес.