– Вот так, – удовлетворенно пробормотала Сорхе и потянулась. – У меня будет сын.

– Да.

Сил не осталось даже на то, чтобы говорить. А сын у нее действительно будет. У нее.

– Ты и вправду сильный. – Богиня гибко наклонилась, лицом к лицу. Зеленые глаза слабо светились. – Не многие из смертных способны пережить мою любовь. Йорик мог. Но в нем нету этой... тьмы. Или света. Что ты таишь в себе, мальчик?

Ее длинные волосы щекотали кожу. Кончики упругих грудей раскачивались, и взгляд невольно останавливался на них. На темных бутонах сосков. Сил не осталось. Но он снова хотел ее.

– Да, – кивнула она, наклоняясь еще ниже. Ее дыхание пахло свежими листьями. – Да. Так они и умирают. Я ненасытна в любви. Но ты не ответил. Что за силу ты прячешь?

Эльрик молча вдыхал душный, дурманно пахнущий воздух. Умереть? Не самая плохая смерть.

– Пол дела сделано. – Сорхе легла ему на грудь, глядя в лицо кошачьими глазами. – У меня будет сын. У меня будет Сила, которую ты носишь в себе. А теперь нужно дать Силу лесу. Ты пришел так вовремя, Эльрик. Мне совсем не хотелось становиться самкой какого‑нибудь оленя или тигра. Мужчина‑человек – это всегда интереснее. Лес... – Она выгнулась, когда кончиками когтей шефанго пробежал по ее спине, вздохнула прерывисто. – Лес должен жить. Потом, когда твой сын станет взрослым, мне не нужно будет искать себе самца. Он всегда будет рядом. И он будет наполовину богом. Мы с ним...

– Что?! – Эльрик задохнулся от отвращения и ужаса. – О чем ты?..

– О Силе, – рассмеялась Сорхе. – О Силе. Мне нужен мужчина четырежды в году, разве ты не знаешь? Ах, на самом деле мужчина нужен мне намного чаще, но четырежды в году лесу нужен дождь...

Тонкие когтистые пальцы сами зарылись в копну ее душистых волос. Эльрик рванулся, откуда только силы взялись, переворачивая богиню на спину.

– Ты ожил! – расхохоталась она, задыхаясь и вздрагивая в его руках. – Ты умрешь, мальчик.

Я... я опустошу тебя. Но эта смерть, это прекрасная смерть!

А в душе взорвались, развернулись ледяные лепестки черного цветка, и наплевать стало на жизнь, на смерть, на ночь и на лес вокруг, исчезла духота, сгинул дурман. Свежий воздух огладил разгоряченную кожу.

Сорхе кричала и царапала спину острыми ногтями:

– Еще! Еще, Эльрик! Ты умрешь... ты...

Сумасшедший ритм, сбивается дыхание, и рык рвется из груди. Два голоса. Пронзительный женский и рокочущий мужской.

Еще.

Гибкое тело бьется в ладонях.

Еще.

Черные тучи затягивают черное небо.

Еще.

Ледяной холод в груди. Пустота.

Смерть?

И кричит, заходится криком богиня:

– Нет! Нет, хватит... Перестань! Не... не надо... больше...

И хлынул дождь.

Тонкая женская фигурка на темной траве. Почти безжизненная. Вздрагивают полураскрытые губы. Обморочно закатились глаза.

Ослепительная молния рассекла небо треххвостой плетью.

Мужчина поднялся на ноги. Огромный. Страшный. Потоки воды лились с гривы мокрых волос, и молнии бросали блики на обнаженную кожу. Громовой рокот в небесах, и, как ответ, как яростный вызов, тяжелый рык рвется из груди. Хриплый, торжествующий рык зверя. Лес притих. Ветер прижался к земле. Женщина на траве шевельнулась, неуверенно приоткрыла глаза:

– Ты... Кто ты?

В блеске молний мгновенный просверк клыков.

– Меня здесь нет.