— Напротив, я беседую с вами даже тогда, когда вы ни слова не произносите, когда я могу просто на вас смотреть.

Наталья счастливо улыбнулась.

— Однако вам все же не следует задерживаться подле меня, — сказала она, — потому что сейчас мне лучше побыть одной. Вы не сердитесь за то, что я говорю вам это?

— Нет, разумеется, не сержусь.

— Тогда я немного вас провожу.

Она вышла за ворота и рядом с его лошадью, которую Сергей пустил шагом, двинулась по деревне. Они почти не разговаривали, а только все чаще поглядывали друг на друга. И на ее лице, как и на его, светилась тихая радость. У пересечения улиц Наталья остановилась и протянула ему руку.

— Здесь я попрощаюсь, — сказала она. — Когда я вас снова увижу?

— Как только вы этого пожелаете.

— В таком случае приезжайте еще сегодня. Хорошо?

— Я рад, что могу приехать. Адье!

— До свиданья!

Когда Наталья вернулась, из дома доносился беспорядочный шум, слуги стояли на дворе и шушукались. Потом отчетливо послышались голос Менева и громкий плач Аспазии. Наталья стремглав взбежала по ступенькам и прошла в салон, где ее мать, прижав к лицу носовой платок, лежала в кресле, а отец, гневно сопя, расхаживал из угла в угол, в то время как Лепернир, бледный как покойник, стоял, прислонившись к окну.

— Оставь нас одних, — приказал ей Менев.

— А мне, наоборот, кажется, что мое присутствие здесь крайне необходимо, — спокойно возразила Наталья.

— Впрочем, я не против, чтобы ты узнала, до чего опустилась твоя мамаша.

— Стилян! — вскричала Аспазия. — Пощади меня перед моим ребенком!

Наталья приблизилась к Аспазии и обняла ее, словно желая защитить.

— Моя мама не может сделать ничего плохого, — проговорила она.

Аспазия в порыве нежной признательности схватила руку дочери и поцеловала ее.

— Ты, видать, собираешься ее оправдывать? — снова разбушевался Менев. — Или ты станешь лгать, — продолжал он, обернувшись к жене, — отрицая, что я застал тебя во время любовного свидания?

— Я не стану лгать, — выдавила из себя вконец уничтоженная Аспазия. — Я провинилась, но не настолько, как ты полагаешь.

— Это фразы из твоих французских романов, — возразил Менев. Потом остановился перед Леперниром и вперил в него мрачный взгляд. — Вы, молодой человек, вероятно, понимаете, что при сложившихся обстоятельствах нам остается делать. В обществе существуют законы, которые никому не позволено безнаказанно нарушать.

— Я полностью к вашим услугам, — проговорил кадет, — но прошу вас пожалеть свою супругу. Она совершенно не виновата.

— Ну, это уж слишком, — вмешалась Наталья, бросаясь к отцу. — Твоя дуэль с Леперниром была бы попросту смехотворной, я даже не вижу причин для нее. Мама самым невинным образом позволила за собой поухаживать, и ничего более.

— Чем ты можешь доказать это?

— Это подсказывает мне мое чувство. Разум может заблуждаться, а сердце — нет.

— Клянусь тебе, — снова заговорила Аспазия, — что между нами не произошло ничего, что хоть в малейшей степени оскорбляло бы твою честь.

— Пустые слова!

— Разве не достаточно того, что моя мать позволила соблазнить себя всякими глупостями? — сказала Наталья. — И разве теперешним конфузом она уже не искупила свою вину? Разве у тебя есть право сомневаться в ней? Да будь она даже во сто крат виновнее, с чего ты набрался смелости судить ее? Или тебя самого не в чем упрекнуть?

Менев смущенно жевал свой ус.