– Он говорит, – объяснил тот, – что можно было сразу догадаться, что это были обманщики. – Настоящие паломники никогда денег за то, чтобы их сопровождали в дороге, не предлагают. Да их у них никогда и не бывает – денег‑то. Другое дело, если бы они попрошайничали… Такое случается изредка. Чаще им без всякого попрошайничества жертвуют кто сколько сможет. Так бывает. Наоборот – никогда!
– А еще их вот как просто от настоящих отличать, – встрял в разговор Тагара. – У них никогда настоящая Метка на лицах нарисована не бывает. Для них тогда кара приходит – хуже смерти… И поэтому они хоть одну черточку, а не так нарисуют. Перевернут, как в зеркале. Поэтому их Отраженными и зовут! И еще: им, настоящим братьям Благого Помысла, здесь, на этих дорогах, делать нечего! У них все святые места там – за Старыми хребтами. А монастыри – далеко, там, где Холодный край…
– Ну ты – знаток, – иронически поощрил его Дуппель.
Сотеш глянул на паренька с неудовольствием и повторил Дуппелю – громко и разборчиво, словно глухому, – что‑то из того, что высказал минуту назад. Тот посерьезнел и перевел:
– Тут капитан верно говорит: раз кто‑то даже денег не пожалел, чтобы этих чертей к нам пристроить, то дело плохо. Заказали им кого‑то из нас. Думает, что тебя. Больше некого…
– А вот мальчишка думает, что это по его душу с того света явились… – пожал я плечами.
Говорил я наполовину в шутку, наполовину всерьез.
– В самом деле, с чего это ты взял? – обратился к Тагаре Дуппель.
– Это из‑за моего отца, – уныло отозвался тот. – Я же рассказывал… Он с Той Стороны Знаком Меченных приводит. А если меня там – у Врага, у Темных – будут в заложниках держать, то он им Меченых приводить будет, а не вам…
– Ерунда это, – отмахнулся от него Дуппель. – Просто ты со страху чуть в штаны не напустил и несешь сейчас первое, что в голову придет… Думаешь, это Темные были?
Мальчишка затряс головой.
– Нет! Такое уже было! Было… Темные, это точно! – Тагара запнулся на пару секунд, судорожно сглотнул слюну и быстро указал глазами на меня. – А он что – новенький? Совсем? Все вы ему объясняете и объясняете… И фиал у него…
– Много будешь знать – скоро состаришься! – сурово отрезал Дуппель. – Ты давай, давай – топай за нами, пока мы добрые… А станешь доставать…
* * *
На некоторое время мы смолкли. Сотеш поскакал вперед – командовать своими людьми, а я, от греха подальше, забрался поглубже под тент и устроился на импровизированной лежанке из мягкой рухляди. Птицы в кронах – до того довольно шумливые – притихли. Только скрип арбы, сопение Тагары да топот копыт нарушали наступившую тишину. Дуппеля сморило, и он задремывал.
Я же почти машинально стал приводить в порядок свою одежду, немного пострадавшую от вцепившегося в нее мертвой хваткой лжепаломника. Заодно проверил карманы – не сперли ли у меня снова (бог троицу любит) дурацкий фиал, спрятанный в глухо застегнутом нагрудном кармане.
Фиал не сперли. Зато в другом кармане, пониже расположенном, обнаружился совершенно неожиданный предмет – довольно крупная и вроде бы золотая монета.
Монета была, видно, старая и настолько затерта, что в полумраке я не сразу смог понять, где у нее орел, а где– решка. Сказать, что за тварь была выбита на гербе, украшавшем когда‑то ее аверс, было совершенно невозможно. Что до реверса, то достоинство монеты мог установить только кто‑то знакомый со здешними числительными – оно было означено чем‑то вроде толкиеновских рун. |