Следящая аппаратура реагирует на зашкаливающее сексуальное возбуждение, как на любое возбуждение, а Этнографическое Общество ходоков не одобряет.
Нет в жизни совершенства… Но это лирическое отступление.
Надо только отмечать режимы "съемка для публики" и "съемка, потому что съемка" — проще пареной репы. Разве что иногда находит страстное желание сбежать из состояния "Большой Брат следит за тобой" — но приходится мириться. В конце концов, забываешь об этой связи — да и пёс с ней. Инструкции, соображения безопасности, обычные благоглупости гражданских — а хуже того, прогрессоров.
Прогрессоры — кровные враги этнографов.
Между КомКоном и Этнографическим Обществом за любой мир идут форменные звёздные войны. КомКон может счесть мир перспективным для будущих отношений с Землёй и представить план ускорения НТП; Общество — и ваш покорный слуга — уверено, что в большинстве случаев такое вмешательство глубоко аморально. КомКон рвётся спасать, помогать, жечь корабли и рубить гордиевы узлы; Общество считает абсолютно любую чужую культуру ценностью, имеющей право на существование. КомКон иногда провоцирует глобальные конфликты в мирах, где работают его сотрудники; этнографы порой умирают, собирая чистое знание, но не убивают и не провоцируют убийства ради чисто гипотетического светлого будущего чужой цивилизации… Чёрт… увлекся.
Неважно. КомКон к Нги-Унг-Лян лап не тянул. Они отступились — не знают, как тут работать, не знают — зачем. И здешнего светлого будущего не могут себе представить. Их представители навестили базу в горах Хен-Ер; парочка прогрессоров прогулялась в город — и возвратилась в праведном гневе. Нги-Унг-Лян их возмутила: согласно их рабочим теориям, такая гадость, как этот мир, вообще право на существования не имеет. Их шеф потом рассматривал фотографии, сделанные с наших видеозаписей, как отвратительный курьез, и вынес вердикт: "Мир, очевидно, является социально-биологической аномалией и представляет чисто научный интерес исключительно с этой точки зрения. Вряд ли эта квазицивилизация с выраженной тенденцией к самоуничтожению просуществует достаточно долго". Сказал — как припечатал.
Очень хорошо. Развязал нам руки. Не придется бегать за прогрессорами, чтобы попытаться их отговорить от какого-нибудь дикого эксперимента. Никто не будет мешаться под руками. Но, между нами говоря, я понимаю, отчего они отстали так быстро.
Будь Нги-Унг-Лян обитаема разумными рептилиями с подобными свойствами, или хоть осьминогами, которым двуполость ничего не изменит в смысле степени чуждости землянам — этим миром бы не с такой миной интересовались. И разума аборигенам стремились бы, скорее, прибавить, чем убавить. Дело в том, что разумные осьминоги-гермафордиты — это очень интересно, но нги-унг-лянцы — почти люди. Очень похожи. Феноменально — для настолько биологически чуждого вида. Сам факт этого сходства оскорбителен для многих из нас, а для амбициозных и знающих, как надо на самом деле, комконовцев — он оскорбителен в особенности. Вот и всё.
Тропинка вьётся по лесу, и я иду по ней один: май — не то время, когда жители деревень поминутно мотаются в город. Я иду и любуюсь видами. Ясный и яркий солнечный день, небо голубое, как на Земле. Цветов под деревьями больше, чем травы: жёлтые здорово напоминают одуванчики, а белые — этакий гибрид ландыша и крокуса. На златоцветнике с писком дерутся местные "воробьи" — маленькие и взъерошенные голубовато-серые птахи с розовыми нагрудничками. Весна…
Тропинка резко сворачивает, огибая огромный, заросший цветущим кустарником, замшелый валун. И из-за поворота я вдруг слышу крик человека, рычание какой-то зверюги — а мимо меня галопом пролетает взнузданная и осёдланная лошадь.
Ничего себе! Кто-то из аборигенов попал в беду неподалеку от тракта и от деревни! Я выхватываю из ножен тесак и бегу на помощь. |