Он тоже посмеялся, пожелал
мореходам доброй пирушки и отправился дальше... И подумал про себя: вот бы
видел Наставник - небось даже и он не нашел бы, в чем его упрекнуть...
Ох, Наставник... "Почему я так боюсь? Чего, спрашивается? Ну, убьет -
так всем нам когда-нибудь умирать..."
До него постепенно доходила причина овладевавшего им страха. Мы все
пугаемся неизвестности. Если бы не пугались, стал бы кто гадать о своем
будущем и идти на поклон к мудрецам, способным провидеть судьбу! Но если
вдуматься - тем и хороша неизвестность, что таит в себе массу разных
возможностей. Непроросшие всходы семян, еще не брошенных в землю. И всегда
есть надежда что-нибудь изменить впереди, там, во тьме еще не случившегося.
Совершить поступки, могущие приманить лучшую долю. Воздержаться от деяний,
способных устремить цепь событий к горестному исходу...
Но если все заранее предопределено и ты это знаешь? Не страшнее ли
чувствовать себя осужденным, которого ведет к плахе палач, - приговор
оглашен, и его не изменит ничто, никакое усилие твоего духа, никакое
напряжение тела... Что бы ты ни сказал, что бы ни сделал - лишь виднее
становится мертвое сияние топора, ждущего впереди... Зачем тогда все? Зачем
слова и поступки, зачем размышлять о Зле и Добре, делать выбор и сомневаться
в его правильности, если от этого все равно ничего не зависит?.. Если
Хозяйка Судеб уже выпряла нить и занесла острые ножницы и ты доподлинно
знаешь, сколько витков осталось крутиться веретену?..
Страшна неизвестность, но предопределенность - хуже стократ. Поняв это,
Волк рад был бы вернуть унесшуюся молитву. Но этого, как и вообще
способности вернуть слово, слетевшее с языка, не дано никому.
Или он устрашился предопределенности только потому, что она, по мнению
Винойра, ничего хорошего ему не сулила?..
...А поднявшиеся псы схлестнулись вдругорядь уже не столь бешено.
Наскочив один на другого, просто поднялись на дыбы, покачиваясь и борясь в
стойке на широко расставленных задних лапах... Впрочем, "просто" - так
сказал бы лишь тот, кто ни разу не видел подобной борьбы собственными
глазами. А кто видел, тот знает, что, вздыбившись свечкой, степной волкодав
на голову превосходит взрослого немаленького мужчину. Скребут пыль мощные
задние лапы, упираются, бьют тупыми когтями передние, хрипят и ловят чужое
движение клыкастые пасти, разинутые столь широко, что, кажется, вовсе не
положено собачьей пасти так раскрываться...
Псы вертелись, и вышло, что Волк встретил взгляды обоих. Глаза Молодого
искрились удалью и свирепой уверенностью в близкой победе. Глаза Старого...
Вот тут Волк понял, что Винойр был тысячу раз прав. Матерый, украшенный
сединой кобель не ярился, не подстегивал себя кровожадным злым рыком. Он был
очень спокоен. Он без суеты отражал стремительные наскоки соперника, в
котором наверняка распознал недавно взматеревшего щенка. |