|
Приземлились они порознь, почти в том самом месте, откуда брал разбег Старый. "Неужели?.. - стучала в висках венна одна-един-ственная мысль. - Неужели это вправду знак благосклонности Богов и у меня в поединке все тоже сложится именно так?.." Он жаждал и не решался поверить... Разочарованный голос Винойра, прозвучавший рядом, нарушил его восторженное созерцание. Почему-то Волка мгновенно окатило холодом, как бывает, когда оказываешься лицом к лицу с непоправимым и понимаешь это нутряным чутьем, верней и быстрей осознанного разумения. Волк ощутил, как по спине разбежались мурашки, но все же заставил себя спокойно спросить: - Никак болеешь за Старого? - Да нет, - ответил шо-ситайнец. - Скорее уж за Молодого. Из него, пожалуй, может выйти большой победитель. - А из Старого? - Из Старого - нет. Он же бьется только потому, что какой-то нахал вздумал бросить ему вызов. Он вернется домой и думать забудет про Круг. А Молодому здесь ужас как нравится. Ему, я думаю, и по ночам битвы снятся. Жаль только - щенок еще, совсем драться не выучился... Волк стоял точно политый зимней водой из колодца, чувствуя, как деревенеют и перестают слушаться губы. - Почему? - услышал он собственный голос и подивился его невозмутимости. - Этаким ударом быка можно на колени поставить! - Вот пускай бы он быков с ног и валил. А чтобы здесь хорошо биться, надо сразу метко хватать и держать насмерть! Зубы-то у него, спрашивается, зачем? Для красы одной? Волк промолчал. Он прислушивался в себе и с отстраненным удивлением понимал, что ему было страшно. Это был самый настоящий страх, подобного которому он давно уже не испытывал - и думал, дурак, что нескоро впредь испытает. Третьего дня, когда прямо перед ним на улицу из харчевни вывалились подвыпившие корабельщики и вздумали намять ему холку за то, что недостаточно проворно убрался с дороги, - он их не испугался. Наоборот, он их почти пожалел. Глупые простецы, привыкшие видеть не истинный облик мира, а его отражение в хмельной кружке!.. Волк даже не запомнил, сколько их было. Да что толку считать? Он всем им шеи мог бы переломать прежде, чем они сообразили бы, что происходит. Мог бы. Он их пальцем не тронул. Первого налетевшего он отправил катиться кувырком под забор, еще двое, разом устремившиеся к нему, запутались друг в дружке, следующий шлепнулся на задницу и, впав в задумчивость, остался сидеть... и так далее. Они налетали, размахивая кто кулаками, кто и ножом, а он, даже не ускоряя дыхания, валял их по земле, закручивал волчками, устремлял носом в пыль... Пока наконец корабельщики не начали хохотать, не спрятали вытащенные сдуру ножи и не пригласили его с собой обратно в харчевню. |
