— На литобъединение? — растерянно переспрашивает Тоня.— А это во сколько? Мне вечером в библиотеку. Она только до десяти работает.

— Успеете, я провожу вас. Пойдемте?

Пока мы разговариваем, дверь комнаты все время открывается и девчата поглядывают в нашу сторону и хихикают. Тоня нервничает. Отвлекаясь от нашей беседы, она бросает выразительные взгляды на подруг.

— Вы не обращайте на них внимания,— просит она, мило улыбаясь.— Я ведь им рассказала о том случае на озере. Хотите, познакомлю? Идемте в комнату! Девочки,— говорит она с нарочитой дерзостью, чтобы окончательно побороть смущение.— Это действительно он. Познакомьтесь.

— Вождь революции... Марат,— говорю я и подаю руку каждой в отдельности.

— Француз? — с недоумением спрашивает одна, в мелких кудряшках.

— Не совсем, — мигом отвечаю ей.— Я — гренландец.

Вот Тоня знает. Нас вместе с ней эвакуировали с гренландского ледяного материка.

— Как! Вы и раньше были знакомы? — опять наивный вопрос.

— Мы с айсберга на санках вместе катались,— вру напропалую и не знаю, куда несет меня дурацкая моя фантазия.— Тоня однажды чуть не скатилась в Гренландское море. Помните, Тоня?

Но Тоня и не собирается поддерживать меня:

— Ну и врунишка! Девочки, надо его напоить горячим чаем, может, отойдет. А пока пусть вспоминает, как оттяпали голову Дантону.

— Марат не мог об этом знать,— заявляю я, садясь к столу.— Марат погиб на год раньше Дантона.

— Мамочки, посмотрите, он даже об этом знает. А я не могла ответить, в каком году погиб Марат, и получила неуд!

— Марат бессмертен,— тотчас заявляю я и чувствую, что запас моей фантазии иссякает.

— Ну а чем вы там у себя занимаетесь, кроме того, что шутите? — спрашивает девушка в кудряшках, по имени Оля.

— Да, правда. Расскажите, Марат, как вы там живете, — просит Тоня. — Мы каждое утро слышим, как ревут моторы ваших самолетов. А чем занимаетесь вы сами?

— Мы заставляем реветь моторы! — восклицаю я патетически.— Мы поднимаем многотонные крылья в небо. Разве этого мало?

— Ну, а досуг как проводите?

— На досуге в основном занимаемся диспутами,— опять несет меня куда-то в сторону.— Недавно, например, выясняли «что есть жизнь?».

— Чего тут выяснять-то? — говорит опять кудрявая Оля.— Жизнь есть жизнь. По-моему, всем давно ясно: «Кто не работает, тот не ест!»

— Марат, а что думаете вы о жизни? — интересуется Тоня, размешивая в моем стакане сахар.

Невольно я вспомнил вечер, когда мы с Костей провожали Нину и я ей говорил о зеленых и голубых улицах. Какая чушь лезла мне тогда в голову!

— Знаете, Тоня, откровенно говоря, мы еще только собираемся провести у себя диспут о назначении человека в жизни. Но могу сказать, что почти все авиаторы после службы отправятся на большие стройки.

— А вы?

— И я тоже,— отвечаю ей не очень уверенно и тихо шепчу на ушко: «Все будет зависеть от вас».

— О, вот вы какой! — смеется Тоня. — Пейте-ка лучше чай, а то остынет.

Наболтавшись вдоволь и сделавшись в этой студенческой комнатушке «своим», я прощаюсь с девчатами и в сопровождении Тони выхожу из общежития. Девчонки, растворив окно, кричат со второго этажа:

— Привет от нас авиаторам!

— Передайте, не забудьте, пусть приезжают!

Я останавливаюсь, потому что чувствую мучительную потребность сказать на прощание что-то очень значительное.

— Пока мы будем служить, постарайтесь создать материальную базу коммунизма! — кричу я девчатам и беру Тоню под руку.