Ковуса он назвал монголом, и тот сразу в штыки:

— Легче на поворотах! Завтра придешь выработку подписывать: как будешь в глаза смотреть?

— Ну, а чего особенного я сказал? — удивляется парень, поняв, что немножко ошибся. — Меня, например, все татарином называют, даже по имени не зовут, но я же ничего!

— И очень плохо, что ничего, — еще строже отзывается Ковус. — Ты думаешь, если пустыня, так и человеческое достоинство надо терять? Разболтала вас тут всех эта «кукла»!

Парни дружно засмеялись. Знакомимся. Предлагают вместе выпить. Мы наотрез отказываемся. Ковус еще вдобавок делает выговор. Меня интересуют люди. Кто они? Откуда? Шумов поясняет: на участке более ста человек. В основном с Волго-Дона и сибиряки. Механизаторы — что те, что эти — сильные. На многих стройках работали, многое повидали. Как говорится, зря трепаться не любят. Иные даже кино не хотят смотреть (а привозят его раз в месяц), лишь бы не потерять лишний приработок. О лекциях, о культурно-массовой работе и говорить нечего. Ответ один: «Сработаем канал, тогда и веселиться будем, и лекции, какие есть — все прослушаем. А пока, начальник, не тревожь. Не отвлекай глупостями. Тебе же нужен план? Вот план и получай, а работу не дезорганизуй!»

— Комсомольцы есть! — уточняю я.

— Есть, пятеро всего. Жена моя и еще четверо, из училища механизации. Недавно прибыли.

— Ну, коммунисты, парторганизация, конечно, есть?

— Разумеется. Да беда, что и парторг кроме плана ни о чем другом не думает. И я сам, вобщем-то, все время прикован к технике и кубам. Лекцию не проведешь — сойдет, а вот кубы не додашь — тут посложнее...

Распрощались поздно ночью. Отправились спать. Засветили коптилку — на подушке Ковуса скорпион.

— Вот тварь! — ругается Ковус. — Главное, знает, кого кусать надо.

Стряхивает зелено-желтую гадость на пол и давит сапогом.

— А змея сюда не может заползти? — поинтересовался я.

— Нет, — отвечает хладнокровно Ковус. — Змеи умнее скорпионов. С прорабом ни одна змея не свяжется, если узнает, что прораб — Ковус!

Он начинает чистить зубы. Тут заходит Аскад. Присмотрелся в полутьме к нам, говорит:

— Значит, вы со мной поселились? Понятно. Значит, здесь больше пить нельзя?

— Ни в коем случае, — отвечаю я.

— Значит, теперь будем зубы чистить? — недоуменно смотрит он на прораба.

— На, чисть тоже, — Ковус подает ему коробку с порошком.

— Да бросьте вы издеваться! — вскрикивает Аскад. — Я хоть и татарин, но меня дурачить не надо. Я вам не женщина! И вообще...

— Ну, ладно, не сердись, — говорю я. — Ложись и спи с нечищенными зубами.

7.

Утром выезжаем на пикеты. Я — опять в кузове с сибиряками, и Ковус — с нами. Едем по склонам барханов. Русло канала ниже. Оно здесь широкое и просматривается вдоль километров на десять. Мощная будет река в пустыне! Катера поплывут, теплоходы, чайки появятся — даже не верится. Домики механизаторов— на склонах. Один от другого примерно в километре. Утро свежее, воздух сух. Треск саксауловых веток под колесами, словно ружейная стрельба. А грохот моторов настолько силен, что я беспрестанно думаю о Хурангизе и наших грозных «Илах». Экскаваторы и бульдозеры заняли пикеты вперемежку. Вот трехкубовый поскрипывает тросами. Стрела экскаватора то кланяется, то выпрямляется, вынося сыпучий песок на отвал. Ковус спрыгивает с борта, зовет с собой одного из сибиряков и идет, махая фуражкой, чтобы машинист приостановил работу. Тот не обращает внимания. Из домика выходит другой экскаваторщик, видимо, сменщик. Ковус что-то втолковывает ему, и оставляет приезжего парня.