Комиксы печатают в разделе «Развлечения», поэтому я захватил его себе. Там же оказался анонс концерта группы тяжелого рока в «Гарден» – выступали «Пойзен Бойзен». К несчастью для нас с Буном, все билеты были распроданы. Сегодня мы остались без сатанинского рока, но Барту с Эми скорее всего повезло.

Бун листал страницы с мелким шрифтом.

– Слушай, – сказал он вдруг, – помнишь «Искателя Баско»?

– Не имел чести встречаться. Только о нем слышал.

– Это большой старый сухогруз, – мечтательно протянул Бун. – Его используют, чтобы сбрасывать отраву в океан.

– Да, знаю.

– Как‑то мы окружили его у Большой Ньюфаундлендской банки, и с его борта мне прямо в «Зодиак» сбросили старую бочку с черной жижей. Прямое попадание – пробили мне днище. Это было еще до того, как все… ну, разладилось.

– Ага, в твоей зеленой юности. Слушай, ты поэтому сейчас так из‑за «Искателя» разнюнился?

Он показал мне заднюю страницу раздела «Бизнес», где печатают извещения о банкротстве и ставки валют. Еще там имелась колонка, перечислявшая, какие корабли сейчас в порту, какие собираются войти в него или его покинуть. Сегодня вечером ждали «Искателя», который придет с завода «Баско» в Джерси – вероятно, на их головное предприятие на берегу Эверетт.

– Рутинный рейс, – отмахнулся я. – Вечно перевозят взад‑вперед всякую дрянь.

– Думаешь, с бактерией он никак не связан?

– Нет, разве что на нем груз триметоприма. Зачем им пригонять сюда корабль? Чтобы Плеши мог на нем сбежать от врагов?

Бун пожал плечами.

– Просто совпадение любопытное.

Хоа принес нам еду, и мы воспарили, постанывая от наслаждения и дыша через нос. Как только Хоа увидел, как мы обжираемся его снедью, он исчез и не показывался до тех пор, пока мы не стали подбирать крошки в вареном рисе.

– Вы про «Баско» говорили? – спросил Хоа.

– Да, ты про них слышал?

– Это та компания, которая отравляет гавань?

– Мы так думаем. Нет, мы это точно знаем.

Тут Хоа позволил себе неслыханную вольность: подтянул от соседнего столика стул и сел. Свой небольшой зальчик он оглядел, я бы даже сказал, мелодраматично. Во всяком случае, у американца это отдавало бы мелодрамой. Хоа шесть лет провел в воспитательном лагере во Вьетнаме и возглавил три попытки побега. Для него тут мелодрамой и не пахло.

– Что вы собираетесь делать?

– Поедем в гавань, соберем доказательства против Логлина. То есть против Плеши. Против Плеши и человека, который… м‑м… на него работает.

– По‑вашему, «Баско»… Плеши… накажут? По нему на долгий срок тюрьма плачет!

Странно было слышать такое от Хоа. Хоа был правым консерватором, и я не мог его винить. С чего бы ему любить пацифистов? Он считал, что США не следовало уходить из Вьетнама.

Я вспомнил старую черно‑белую фотографию Плеши во Вьетнаме, когда он еще был первым в мире проповедником химического оружия – до того, как у него перехватили эту роль Советы и Ирак. Выходит, я все‑таки отношусь к иммигрантам свысока, мне ведь и в голову не пришло, что Хоа может интересоваться политикой или хотя бы знать, кто такой Олвин Плеши. Эту иллюзию разрушила интонация, с которой он произнес это имя, и выражение его глаз, кода он задал свой вопрос:

– Чем тебе Плеши насолил? Он же был на вашей стороне.

Не будь это его собственный ресторан, Хоа плюнул бы на пол.

– Бесхребетный, – сказал он. – Не знает, как драться. Думал, сможет выиграть войну химикатами. А только разбогател на этом. Химикаты‑то в его собственной компании производились, знаете ли.