Он дышал глубоко и медленно, стиснув зубы — вдох… выдох… вдох… выдох… Его лицо, полузакрытое биноклем, приобрело из-за этого злое выражение. Когда Вика вернулась в комнату, он даже не шелохнулся. Она стояла и ждала у него за спиной, а он делал вид, будто не чувствует её присутствия рядом.

— Извини, — с несчастным видом сказала она. — Я не думала, что все это… что все это так… я не представляла, как это происходит.

— Автобус подъехал, — сообщил он. — Остановился у самых дверей. Я вижу, как Катькины родители вылезают, ещё какие-то люди… родственники, наверно.

— Дай поглядеть, — попросила она.

Он осторожно, стараясь не коснуться её ненароком, передал ей бинокль.

— Да, точно, — проговорила Вика. — Гроб вынимают из автобуса, закрытый… Интересно, откроют его для прощания или уже нет? Ведь Катька, наверно… после полета с седьмого этажа… Но, говорят, сейчас в моргах настоящие чудеса делают — любого покойника могут привести в такой вид, что любо-дорого глядеть.

— Замолчи! — крикнул он. Его голос сломался на этом крике, и он «подпустил петуха».

— Все, молчу, — преувеличенно спокойно сказала она. Ее лицо не соответствовало этому спокойному тону: Вика так жадно вглядывалась, что её лицо приобрело почти хищное выражение. — Их автобус неудачно встал. Мешает проехать какому-то черному чудищу с затемненными стеклами — то ли «Мерседесу», то ли «БМВ» — который хочет пропереть через ворота прямо на аллею кладбища. Наверно, приехал тот, из-за кого задержали эти роскошные бандитские похороны.

При этих словах Стасик поглядел на часы.

— Как раз полдень…

— Ну и что?

— Время такое, самое торжественное, как бы.

— Ага, разъехались, наконец. Автобус чуть назад подал, и эта шикарная машина прошла на аллею. А ты бы хотел такую?

— Конечно, хотел бы, в чем вопрос.

— Это хорошо, что ты хочешь.

— Почему?

— Потому что я собираюсь уцепиться за тебя всерьез и надолго.

Стасик схватил её и повернул к себе.

— Даже после этого?

— После чего?

— После того, как тебе стало противно?

— Конечно! Мне ж не ты стал противен, а вообще… И через это в любом случае надо пройти. Да?.. — Стасик держал её за руки и глядел на нее, пока она продолжала. — Я не понимаю. Видно, мы какие-то не такие… Девки начинают трахаться с двенадцати лет, некоторые даже на панель выходят, вон, сколько в газетах об этом пишут… И кайф от этого ловят. Катька в четырнадцать лет начала. А мы в пятнадцать не можем! Это ж ненормально, да?.. Но у нас получится, правда?

— Получится!.. — выдохнул Стасик. И, прижав Вику к себе, попытался поцеловать её в губы — точней, шмякнулся губами в её губы, потом повалил её на пол, начал судорожно расстегивать её блузку и задирать юбку.

— Прекрати! Прекрати! — Вика пыталась отбиваться от этого натиска отбиваться уже не в шутку, а всерьез. — Что ты делаешь? Ты же меня искалечишь! Нельзя так! И как раз тогда, когда Катьку сжигают!..

— Пусть сжигают! — прохрипел Стасик, сам не понимая, что говорит.