Будем надеяться, что его убили.
Они стали спускаться с холма по идущей чуть кругом дороге, осторожно подошли к дому на отшибе.
— Дядя Наум! — позвал Стасик.
— Дядя Наум! — поддержала его Вика.
Никто им не ответил. Они выждали несколько минут и прошли в калитку. Труп Барса валялся почти у них на пути. Пес оскалил клыки, как будто смерть застала его в момент броска на врага. Они обошли мертвого пса стороной, вошли в дом.
Тишина. Вика поежилась.
— Намного холодней, чем было вечером.
— Да, — сказал Стасик. — Дом начал остывать. Значит, печку со вчерашнего дня никто не топил.
Они прошли в комнату. Взрывник лежал на полу, изрешеченный пулями, в комнате все было перевернуто вверх дном. Стасик присвистнул.
— Если здесь и были деньги, то они их нашли.
— Вовсе нет, — ответила Вика. — Тогда бы вот эта планка в серванте была взломана или отодвинута…
Она подошла к серванту, почти безбоязненно перешагнув через откинутую в сторону руку мертвеца — она уже начинала привыкать к смерти — присела на корточки, повозилась с планкой. Планка подалась.
— Есть! — провозгласила она, засовывая руку в узкий глубокий проем. Давай сюда сумку!
Пока Стасик спешил к ней и расстегивал сумку, подставляя Вике, та вытащила несколько пачек банкнот.
— Батюшки! — ахнула она. — Сколько же здесь? А ведь там и ещё есть!
Трясущимися от жадности руками она стала выгребать деньги из тайника, а Стасик такими же трясущимися руками укладывал их в сумку.
— Все! — сказала наконец Вика. — Все выгребла, до последней бумажки! Обалдеть!
— Давай рвать отсюда когти, — сказал Стасик. — Ведь в любой момент может кто-нибудь зайти. Особенно, если труп собаки с дороги через забор углядят.
— Я думаю, он не даром выбрал дом на отшибе, — сказала Вика. — Не хотел, чтобы соседи слишком хорошо видели, что у него делается. Но ты прав, линять надо…
Они быстро выбрались из дома, спокойно переступив через труп человека и обойдя чуть стороной труп собаки, плотно затворили за собой калитку и пошли по дороге к тому поселку, который виднелся за рекой — они уже не боялись, что их «заметут», да и сил проделать ещё раз весь путь до дальнего полустанка у них не хватило бы. Не сказать, что от нескольких пачек долларов сумка так уж сильно потяжелела, но Стасик каждым нервом, каждым мускулом ощущал эту приятную дополнительную тяжесть, и в его походке появилась упругость человека, которому в охотку и в радость нести свою ношу. Снег так пружинил под ногами, что, казалось, оттолкнись чуть посильнее — и взлетишь к небесам. Это ощущение свободы и прорезающихся крыльев в конце концов переполнило его настолько, что на взгорке над мостом он вдруг остановился, привлек Вику к себе, и они долго целовались, в ярких лучах полностью взошедшего солнца, золотивших снег то тут, то там, отбрасывавших золотые блики на их фигуры, слившиеся в один, чуть покачивающийся, силуэт…
А в остывающем доме паук последний раз пробежался по своей паутине и, не найдя ни одной мухи — чуткие к холоду, мухи исчезли — стал подниматься в укромную щелочку под потолком, где можно спокойно перезимовать на накопленных запасах.
12
Вика пошевелилась в ванной, взбудоражив пышную радужную пену, потрогала травмированную губу, потом скулу — красную и припухшую. Чуть потянувшись, она прикрыла глаза. В глазах плясали такие же радужные вспышки и искорки, как и в пене — только не на ослепительно белом фоне, а на темном. И из этой темной радуги перед ней возникали, проносились, тесня друг друга, вспыхивали и гасли картинки прошедших дней. |