Мы проехали в угольном вагоне через Трнаву, за озеро, и оказались в городе, среди вонючих луж. Дедушка взял на продажу шесть самодельных зубных щеток, чтобы продать их в борделе проституткам: тогда для нас это был чуть ли не единственный способ заработать на пропитание.

В тринадцать лет меня интересовала жизнь за пределами табора. Что за увлекательное зрелище представлял собой город: на веревках, натянутых поперек улиц, висели рубашки, на земле валялись красивые обертки, на площади возвышался высокий собор, из окон домов смотрели кошки. Дедушка велел мне держаться к нему поближе – теперь, когда Сопротивление крепло, тут было гораздо больше немцев, они помогали милиции Хлинки, им не стоило попадаться на глаза. Говорили о том, что они делают с оплошавшими цыганами. Но я все таки вертела головой и отставала. Дед звал меня:

– Иди скорее, верблюд хромой, не отставай!

Я догоняла его и брала под руку. Мы остановились в одном из сотен похожих друг на друга переулков, на вершине холма, недалеко от замка. Я засмотрелась на мальчика, играющего с бумажным змеем, а дедушка свернул за угол. Когда я его догнала, он стоял у киоска, будто аршин проглотил.

– Дедушка, что такое? – спросила я.

– Молчи! – велел он.

Глаза у него стали большими, руки дрожали. К нам шел молодой немецкий солдат в серой форме. У него, как и у многих немцев, были светлые волосы. Мы не нарушили комендантский час, и я сказала дедушке:

– Идем, не беспокойся.

Солдат еще не заметил нас, но дедушка не мог не обратить внимания на его повадку – цыган всегда узнает цыгана.

Дед дернул меня за локоть. Я отвернулась, но именно в этот момент солдат заметил нас, и выражение его лица резко изменилось, словно снег с ветки упал. Он мог бы, наверное, пройти мимо, но перекинул винтовку из за спины на грудь, передернул затвор и шагнул к нам, не обращая внимания на мой умоляющий взгляд. Он внимательно оглядел деда, вынул одну за другой зубные щетки у него из кармана, а затем так же медленно положил их обратно. К дедушкиным ногам жалась собака, и солдат пнул ее.

– Ну, что скажете? – сказал он.

– А что вы хотите услышать?

Солдат довольно сильно толкнул деда в грудь, и тот отступил на шаг назад.

Солдат потребовал похвалить Тисо , а затем сказать «Хайль Гитлер!» и вскинуть руку в нацистском приветствии. Первое у дедушки получилось легко. Ему так часто приходилось хвалить Тисо, что это стало так же просто, как поздороваться.

– Хорошо, – сказал солдат и выжидающе посмотрел на дедушку.

У деда на шее набухла вена. Он втянул щеки, пососал их, наклонился к немецкому солдату и прошептал по цыгански:

– Но ты же один из нас, просто волосы покрасил, только и всего.

Солдат все понял, но ударил дедушку в лицо прикладом винтовки. Я слышала, как треснула челюстная кость. Дед упал, но поднялся, покачал головой и сказал:

– Будь благословенно место, откуда родом твоя мать.

Солдат снова свалил его на землю.

В третий раз дед поднялся, сказал «Хайль Гитлер!» и щелкнул каблуками.

– Еще раз, – сказал солдат, – и щелкни каблуками получше да руку подними.

Так повторялось восемь раз. Зубные щетки в кармане дедушкиного пиджака стали красными от крови.

Наконец солдат кивнул и сказал на безупречном цыганском:

– Скажи спасибо, дядя, что ты и твоя дочка живы остались. А теперь иди и не оглядывайся.

Дедушка склонил голову мне на плечо и попробовал почистить пиджак.

– Держи меня за локоть, – сказал он, – не смотри на лицо.