– У тебя есть твой сын и Лия. Ты им нужен, – произнес Пол, сам стыдясь шаблонной фразы, но не находя ничего другого, чтобы ответить на жалобы Фредди.

Тот, однако, не обратил на фразу никакого внимания.

– Я вижу, у тебя капитанские нашивки. В чем дело? Никак не можешь расстаться с формой?

Пол поморщился. Сарказм, если это был сарказм, совершенно не вязался с обликом Фредди.

– Нет. Я просто сильно похудел и сейчас мне приходится перешивать все мои костюмы.

– Мне тоже, – проговорил Фредди.

Мими взяла еще одно пирожное, весело заметив:

– Ты знаешь, Пол, с твоим приездом ко мне вернулся аппетит. И они такие вкусные! Фредди, угощайся.

Фредди пропустил ее слова мимо ушей.

– Видишь ли, – продолжал он, обращаясь к Полу, – мальчику я в сущности и не нужен. Он необычайно живой ребенок, спортивный, совсем не такой, каким был я в его возрасте.

Я учил тебя кататься на коньках, подумал вдруг Пол и чуть ли не с отчаянием воскликнул:

– Но ты ему нужен! В жизни много и других вещей, помимо спорта. Ты здесь, рядом с ним, и это главное, даже если… – он мгновенно умолк, не в силах произнести: «даже если ты и лишился обеих ног».

– И Лия любит тебя, – вставила Мими.

– Ты чудесная женщина, – сказал Фредди. – Ты знаешь, Пол, твоя жена регулярно навещает меня и приносит мне книги. – На мгновение на лице его появилось прежнее нежное и мечтательное выражение. – И Мег также заходит после школы. Ей только пятнадцать, но с ней можно обо всем поговорить. Твоя мама заходит и моя… когда знает, что не застанет здесь отца. Что же все-таки у них там произошло? Ты знаешь? – спросил он внезапно.

– Не думаю, что кто-то это знает, – ответила Мими.

– Как будто в жизни мало других горестей… Тебе, полагаю, известно, когда скончался дядя Дэвид?

– Да, в День заключения перемирия.

– На улицах творилось нечто невообразимое. Все кричали, свистели… Очень похоже на празднование Нового года в 1900 году. Ты его помнишь?

– Я-то помню, – ответил Пол. – Но как можешь это помнить, ты?

– Я прекрасно все помню. Меня поднесли к окну и мой отец сказал: «Он навсегда запомнит эту ночь».

Фредди смотрел на огонь, и в ярких вспышках пламени веки его казались почти прозрачными. Что видел он там? Все молчали. Мими поставила на стол чашку, и та звякнула, нарушив тишину.

– Что ты скажешь об этом доме? – спросил внезапно Фредди, подняв на него глаза.

По его тону было неясно, как он сам относится к своему новому жилищу, и осторожно Пол произнес:

– Прекрасный солидный дом.

– Ну, ты привык к таким прекрасным солидным домам, чего нельзя сказать обо мне. Откровенно говоря, я не знаю, что и думать о нем, да мне, в сущности и все равно. Может быть, в будущем, это будет иметь какое-то значение для моего сына. Он станет настоящим американским джентльменом, что почти так же хорошо, как быть английским джентльменом.

Мими с Полом, встревоженные прозвучавшей в его голосе неприкрытой горечью, переглянулись.

Внезапно Фредди с жаром воскликнул, испугав спящую подле него в своей корзинке таксу.

– Людей, которые начали эту войну, следует расстрелять! Вильсона тоже, всех их.