Гиоргис с Тариэлом переглянулись, одновременно схватились за щёки – один за правую, другой за левую (Отар ударил их с обеих рук) – и молча поплелись к песочнице. Наверное, бурить скважину до Америки, на меньшее они не способны. Девчонка перестала болтать по телефону, так же молча подошла к песочнице и с размаху залепила обещанную «добавку» – Гиоргису и Тариэлу, Гиоргису и Тариэлу…

– Ва, женщина, остановись, хватит… Им уже хватит!

Тигрица оставила хнычущих тигрят в покое и обернулась. Отар окаменел: перед ним стояла его Маринэ и смотрела на него остановившимися глазами.

–Уходи, Отари, – только и сказала Маринэ, и Отар подумал, что у неё тоже шок. – Уходи. Кобалия из окна увидит, мне от него достанется.

– Он тебя бьёт?!

– Ннн.. нет. – Маринэ неопределённо пожала плечами. Отар помнил этот её жест. На негнущихся ногах подошёл к ней, обхватил за плечи сильными руками и прижал к себе так крепко, как только мог. Плечи были такими же, как в детстве – птичьи косточки.

– Отпусти, я дышать не могу!

– Не можешь, не дыши. Он тебя что, не кормит совсем? Что ты такая?

– Какая, Отари? Я и должна быть такой. Я в «Легендах фламенко» танцую.

– Танцуешь? С двумя детьми?!

– Да… С двумя, – с запинкой ответила Маринэ.

Враг

Их спас его злейший враг, сына которого он чуть не погубил. С тех пор как родились его сыновья, Арчил не отпускал Маринэ в Леселидзе, с удовольствием наблюдая за выражением её лица, когда она просила об этом – и каждый раз слышала отказ. Она, наверное, каждый раз чувствовала то, что он чувствовал теперь: невыносимую боль в сердце… Может, надо было её отпустить хоть раз? Кобалия регулярно посылал Этери Метревели деньги на содержание Алаша, а Маринэ оставались только письма, которые Этери отправляла ей до востребования на Главпочтамт.

Пусть едет, он её отпустит. Хотя – некого отпускать: она вряд ли к нему вернётся, уйдёт с этим бандитом Отаром, бросит его сыновей и будет жить с убийцей…С неё станется. За двенадцать лет он так и не смог с ней справиться, она всегда его ненавидела.

Почему она его ненавидит, он же любит её, ни в чём не отказывает, кормит, одевает, воспитывает. Зато не артачится больше, глазами не сверкает, шёлковая стала. Работать запретил, учиться не позволил, зато танцевать научил профессионально и держит её в хорошей форме – даже после рождения трёх сыновей она тоненькая и гибкая как стебель цветка. Это его заслуга. А она хотела убить его детей. Мало он её воспитывал… Жалел. Отблагодарила. За что ему всё это? Как же такое выдержать?

И сердце Кобалии не выдержало – обожгло невыносимой болью, сыновья были для него всем, а она любила только этого ублюдка Алаша, потому что его отцом был Отар. В их первую брачную ночь Арчил Гурамович наказал Маринэ за измену, как когда-то наказывал её за непослушание и двойки отец. Маринэ вытерпела наказание молча, только из глаз ручьями бежали слёзы. Взбешенный Кобалия остановился только когда Маринэ потеряла сознание…

Так же молча она терпела его любовь. – «Что ты как мёртвая? – злился Арчил. – С чеченцем своим живая была, со мной как умерла!»

«Да, умерла» – могла бы ответить Маринэ, если бы она могла говорить. С той ночи она замолчала навсегда, как Русалочка из грустной сказки Андерсена.

Арчила это не смущало, он не церемонился с женой, как не церемонился с ансамблем, который муштровал, как солдат на плацу, но толку от этого было мало: профессиональная подготовка «артистов» оставляла желать лучшего. Так же мало было толку от жены, холодной и бесчувственной, как замороженная рыбина.