Аэрокар опустился. Воздушные струи из нагнетателей, ударившись о землю, подняли тучи зеленой сухой пыли. Шустряк спрыгнул на землю и ощутил тяжелый гнилостный запах. Только подойдя вплотную, он понял, что белые лепешки вовсе не рыбины, а жмыхи, высосанные чернушниками до последней капли, той сладкой, сохраняющей жизнь капли, которая в земле должна питать жмыха и дать ему первую искру для воскрешения. Люди, приметив серо-стальной аэрокар со знаком мены, отошли в сторону, ожидая, кто же спустится вниз. Спустился один человечек в серебристой куртке оператора, без охранников, без копателей, и через минуту Шустряк был окружен плотным кольцом огородников. Глядели они на менамена отнюдь не дружественно.

— Что же это такое! — завопила тетка с огромным, как брюква, лицом. И куда только смотрите вы, редьки меновские! Людей средь бела дня хватают, выкачивают из них все до последней капли! Где обещанная Траншея?! Где прикопка?! Вам плевать, что они не воскреснут! — женщина визжала в отчаянии.

— Все они заодно, что чернушники, что меновские, — чья-то рука ухватила Шустряка за шиворот. — Ты ответь, кто их воскресит?!

Тут младший братишка пришел на помощь старшему.

— Не волнуйтесь, господа огородники! — закричал Шустряк голосом Леонардо. — Все встанут. В нынешнюю ночь все встанут. Бог пришел в огороды! Новый бог, владеющий даром воскрешения. Он поднимет жмыхов, и этих, и тех… Всех, клянусь! Я сам видел, как он оживлял Траншею. Они вставали и шли. И убивали копателей и чернушников.

— Бизер заезжий… — ахнул кто-то, и руки, держащие Шустряка, разжались. — Он спасет!

— Бизер в черном костюме-монолите, — прошептала восторженно брюкволицая тетка. — Я его на мене видела. Он красавчик!

— О Великие огороды, наш час настал, — запричитали все на разные голоса.

— Молитесь ему, ОН пришел! — кричал Лео, будто надеялся вырваться из братниной кожи.

— Вранье! Бизеровские штучки, — не поверил бородатый огородник в очках без стекол. — Бизеры нас не спасут. Земля спасет.

— Папаша, — заныл кто-то за спиной краснолицего.

— Он там, — сказала тетка-брюква и тронула Шустряка за рукав. — Ведь ты за ним пришел?

Шустряк побежал, проваливаясь по щиколотку в вязкую трясину берега.

Желтое, маленькое тело, вытянутое, неподвижное, голое. Не похожее на человеческое. Рыбина, натуральная рыбина!

"Терпеть не могу рыб. Они и живые, как дохлые. Скользкие, липкие. Смерть от удушья ждет их в конце," — неостановимо шептал в его мозгу голос Леонардо.

Шустряк схватил брата на руки. Тело было теплое. О, Великие огороды! Значит, не умер, значит еще все возможно!

Глава 24. ВЕЧЕР В САДУ ЯДВИГИ.

Закат в июньский день похож на жизнь траша. День уже испит, а вечер длится бесконечно и никак не может завершиться, переплавиться в ночь. Уже солнце скрылось за горбами Больших помоек, и мягкий сумрак ласково облапил землю, а ночи все нет, как нет смерти у траша. Но солнце, в отличие от жмыха, завтра воскреснет. У Сада есть солнце — вот отгадка всему. Солнце заставляет деревья тянуться к небу. И огородам светит то же солнце. Но огороды так и остаются огородами, и не становятся Садом. Значит, у Сада есть еще что-то. Или кто-то. Но кто?

Тяжело думать в огородах, очень тяжело. Лучше просто сидеть на ступенях огромного Ядвигиного дома, вдыхать одуряющий запах сирени и смотреть, как одинокое светлое облако теряет оранжевую кайму и, распадаясь на стадо мелких кругленьких облачков, темнеет, становясь лиловым.