– Неужели это все «левое» золото в России оседает? – спросил Филатов.

– Прямо-таки... За границу оно уходит в основном.. За наркоту им расплачиваются. Но кое-что, конечно, и у нас остается. В банках на депозитах лежит.

– Савелий, а откуда ты все это в таких подробностях знаешь? – осведомился почти трезвый Филатов.

Турейко усмехнулся.

– Я тридцать пять лет здесь прожил. С самого рождения. И отец, и дед – все местные. Прадед с Обручевым и Билибиным сюда пришел, когда они золото нашли на Колыме в двадцать шестом, был среди первых строителей Магадана. Женился. Отсюда род Турейко и пошел. Я тебе всю историю края могу изложить как по-писаному. А почему мы такие безобраздно трезвые, а, товарищ Павловский?

Филатов покачал головой и потянулся за четвертой, бутылкой. Кое-что полезное из лекции участкового-краеведа он почерпнул, но конкретно не узнал почти ничего. И решил ждать- спешить ему, в общем-то, было некуда.

А еще через неделю, в субботу, Юрий снова выбрался в райцентр. Он побродил по улицам, словно солдат в увольнении, купил билет в кино на штатовский боевик и уже под вечер решил отправиться в единственную местную ресторацию. Пельмени здесь подавали прекрасные, да и хорошая водка всегда была в наличии.

Филатов занял место за столиком в нише и сделал заказ. Ресторан потихоньку заполнялся, у эстрады сдвинули два стола, и их заняла компания парней нахального вида, шумевших во всю ивановскую и уже где-то успевших поцеловаться с зеленой змеюкой.

Невдалеке от Филатова сидела парочка – учитель истории местной школы (его Юрий знал в лицо) и очень симпатичная девушка. На столе лежал букет цветов, и учитель прямо светился от радости. Очевидно, девушка была его невестой.

Филатов мирно сидел, потягивая коньяк, довольный жизнью. Диссонанс вносила только компания, не признававшая никаких приличий, – с той стороны зала струилась, подобно дыму, самая гнусная матерщина. И вскоре молодым прожигателям жизни захотелось острых ощущений.

Когда из колонок, установленных на эстраде, донеслись звуки очередного «медляка», из-за стола поднялся провожаемый соответствующими напутствиями очень пьяный парень и, пошатываясь, направился к столику, за которым разговаривали учитель со своей подругой.

– Слышь, давай потанцуем! – обратился «джентльмен» к девушке.

Та испуганно отпрянула, видимо не привыкшая к подобным «ухаживаниям», да и к ресторанам вообще. За нее ответил учитель:

– Извините, она не танцует...

– Не тебя спрашиваю, ты, понял? – парень, пошатываясь, навис над столом.

Учитель не растерялся:

– Отойди по-хорошему, не порти настроение!

Парень пьяно заржал и повернулся к своим:

– Киса, ты слышишь? Я тут сейчас настроение портить буду! – заорал он и схватил девушку за руку.

Учитель попытался оттолкнуть его, девушка закричала, компания заулюлюкала и вскочила из-за стола, предвкушая развлечение.

В шобле выделялся прилизанный юноша, одетый в бог весть на каком курорте купленную пеструю рубаху с пальмами. Это и был тот самый Киса, к которому обращался «любитель потанцевать». Киса вразвалку подошел к столику учителя и спросил:

– Что, Дубновицкий, жалко? А то поделился бы девочкой. С нами-то веселее, чем с тобой, крыса очкастая.

– Потехин, если вы сейчас же не прекратите, я вынужден буду снова сходить к вашему отцу!

– К папе, значит... И ремнем, ремнем... А может, ты меня забодаешь, а?

«Хозяева жизни» заржали. Юрий постепенно терял терпение. «Боже, сколько можно?» – подумал он, доставая из кармана юбилейный рубль, купленный ради развлечения на толкучке.