– Присматривайся пока, – сказал Иван Петрович. – С послезавтрашнего дня выходи на работу. Будешь смотреть за порядком на прииске, он называется Лебяжий. Ну, если надо будет, ребятам поможешь. Испытательный срок тебе три месяца. Вот ключ от дома, иди устраивайся.

Дом, который выделили Филатову под жилье, был старым – его хозяева давно померли, не оставив наследников, и дом пустовал. Будь Юрий музейным работником, он с легкостью смог бы настрочить диссертацию о быте народов Дальнего Востока только по тем вещам, которые он отыскал, из любопытства облазив свою обитель от чердака до подвала. Там да еще в сарае чего только не было! Но больше всего понравился Юрию тяжелый чугунный утюг с головой какого-то сказочного зверя, в пузо которого нужно было закладывать уголья и таким образом гладить белье. Раритет, на котором сохранилась даже дата – 1887 год, – был вычищен Филатовым и поставлен на видное место, как и древний граммофон с помятой трубой, и резная деревянная колыбель... Видно, дом раньше был богатым.

Филатов вернулся в райцентр, купил постельное белье и кое-какие мелочи, зашел к Веронике, рассказал, как устроился, и отправился к месту своего нового жительства.

Работа у него оказалась непыльная. На прииске охранять было практически нечего – два экскаватора наполняли породой огромные самосвалы, которые возили золотоносную руду на обогатительный комбинат. Вот там уже было что охранять! Деятельность Филатова заключалась в том, чтобы подменять кого-нибудь из рабочих, когда тот по каким-то причинам не мог выйти на работу. Причиной чаще всего служил обыкновенный запой, что десантник вполне понимал по своему опыту.

Однажды на прииск приковылял дед, который оказался старожилом этих мест и работал на прииске еще во времена царя Гороха. Старик оказался разговорчивым, и Филатов, остро нуждавшийся в информации, пригласил его в гости, на что совершенно одинокий дед с удовольствием согласился.

Посиделки устроили в пятницу вечером, чтобы они, по местной традиции, плавно перешли в субботнюю опохмелку.

– Раньше, мил человек, при Сталине, да и позже, ты за крупинку золота мог «вышак» получить. До него воровали, да. И даже воровством это не считалось – сам намыл золотишка, сам и используй как хочешь. А в сороковых годах свистопляска-то и началась. Такой режим установили – хоть вешайся! Я пацаном тогда был, но помню, как к батьке моему чуть ли не каждую неделю с обыском приходили. Тогда ведь как: все государственное! Артелям план давали, не выполнишь – кирдык бригадиру. Технологию энкавэдисты контролировали так, что за жменю даже отвала, в котором и золота, считай, не было, можно было за проволоку угодить. А уж как поселки контролировали! Шмон за шмоном, сексот на сексоте. Если кто самородок нашел, даже случайно, в ручье, – сдай. Не сдал – садись на десятку, а то и больше. Вывозили золото в Хабаровск и Магадан спецкоманды, тот же НКВД или даже армия.

И воровать золото перестали – себе дороже. Нет, украсть можно было, конечно; золотишко-то вот оно, под ногами. Но вывезти и продать – ни-ни. В больших городах, где ювелиры есть, над каждым из них мент стоял. По каждому случаю в Москву докладывали, аж в ЦК... Это потом стали тоннами воровать, годах в девяностых тут только ленивый не крал. Да и сейчас не лучше.

Дед ничего не мог сказать о современной технологии кражи драгоценных металлов. Сам он клялся, что за всю жизнь не украл ни грамма золота.

В конце концов дед отрубился, и Филатов уложил его на свою кровать, сам же залез на полати. А назавтра гость смотрел волком и все вспоминал, не ляпнул ли чужому человеку чего лишнего...

В конце следующей недели, вернувшись с работы, Филатов поехал в город и случайно встретил участкового Савелия Турейко.