Они устроились в каптерке, где на стеллажах хранились какие-то старые журналы дежурств, ведомости, в общем, всякая охранная бухгалтерия. Кравченко достал литровую бутылку водки, два стакана, хлеб, колбасу и помидоры.

– Ну, дай бог, не последняя, а если последняя, то не дай бог, – поднял стакан начальник охраны.

После того как закусили, Кравченко спросил:

– Так и не наладилось у тебя с Ксенией?

– Нет, не наладилось, – сухо ответил Филатов, не желая вдаваться в тему.

Но его начальник на правах старинного знакомого не отступался:

– Так, может, поговори с ней; женщины – существа отходчивые. Моя меня вон сколько раз бросить грозилась...

– Не по тем я делам, – коротко ответил Филатов.

– – Унижаться я не собираюсь даже перед ней.

– Ну, как хочешь...

Вскоре литр подошел к концу, и Кравченко достал еще одну такую же бутылку.

– Не хватит ли? – засомневался Филатов. – Мне еще дежурить.

– А, одним больше, одним меньше... У нас тут кражи редко случаются. Последняя до меня была – шубки из какого-то навороченного соболя стырили. Они должны были на экспорт идти. А при мне – не воруют, боятся...

– Пойду отолью, – сказал Филатов и вышел из каптерки.

Тут же Кравченко достал из кармана какой-то пузырек и вылил содержимое в стакан своего старого приятеля. Затем он до краев наполнил его водкой. После этого достал из другого кармана другой пузырек, с таблетками, и проглотил две штуки. Посидел с закрытыми глазами, поблагодарил про себя химиков из какой-то секретной лаборатории, где изобрели таблетки, снимающие опьянение, и сказал вернувшемуся Филатову:

– Ты не боись, Фил, в случае чего в комнате отдыха покемаришь. Я всю ночь тут буду.

Опрокинув стакан, Филатов закурил и уставился в окно, чувствуя, как его начинает развозить. Десантник удивился – организм его обладал завидной сопротивляемостью к алкоголю, но зато похмелье всегда было жутким. Когда он выронил сигарету и зашарил по полу в попытках ее поднять, Кравченко ухмыльнулся и сказал:

– Все, иди спать, твоя смена закончилась...

Филатов с трудом поднялся со стула и отправился, по глубокому убеждению Кравченко, спать в комнату отдыха охраны товарной станции.

«Летя на Канары, попал я на нары, – пробормотал себе под нос Кравченко. – Хорошо, что этот вагон как раз на твоем участке, друг любезный...»

– ... Вот он, давай цепляй свой паровоз! – Шерхебель махнул рукой высунувшемуся из окна маневрового тепловоза Каравашкину. Тот спустился вниз и стал проверять систему сцепки.

Два человека приближались к злополучному вагону с разных сторон.

Первым был Филатов. Пьяного до невменяемости, что бывало с ним очень редко, его носило по станции уже очень долго, но могучий инстинкт десантника все-таки вывел на верное направление. Время от времени он просто полз по шпалам, вставал на колени, несколько минут передвигался в полусогнутом состоянии, выпрямлялся и на заплетающихся ногах шел дальше между вагонами, подсознательно держа курс на дырку в заборе, от которой было недалеко до общежития, в котором он отсыпался, чтобы не ездить в Москву.

Вторым был коллега Филатова охранник Борис Самусенко. Еще недавно он служил прапорщиком в артиллерийском полку. Когда ему исполнилось сорок пять, а выслуги было на тот момент двадцать семь лет, он решил больше не мотаться по полигонам, а нашел тихую пристань в Ежовске, где устроился охранником на товарную станцию. И когда его спустя некоторое время вызвал к себе один знакомый и предложил подзаработать, Самусенко сразу же согласился – он не видел ничего противозаконного в том, чтобы иногда присмотреть за вагоном или контейнером с каким-либо грузом. Отставному прапорщику сообщали номер вагона и точное время, в которое он должен покинуть территорию станции.